Месть роботов

„Зеленоватые глаза, подбородочек уголком, милые нежные ушки — я люблю Вас всю целиком”, — вспомнил я анонимную валентинку, которую послал ей месяца два назад.

— Но не настолько занята, чтобы не попить кофе с Богом, — объявила она. — Можете выбрать себе трон. Я сделаю растворимый.

Мы занялись каждый своим делом.

Пока она готовила кофе, я откинулся в кресле, зажег сигарету, позаимствованную из ее пачки, и заметил:

— Похоже, будет дождь.

— Угу, — ответила она.

— Это не для поддержания разговора, — сказал я. -Бушует сильная буря. Где-то над Святым Стефаном. Скоро я узнаю точнее.

— Да, дедушка, — улыбнулась она, подавая кофе. — Вы, старики, с вашими недомоганиями бываете надежнее Бюро Прогнозов. Сей общепризнанный факт я оспаривать не собираюсь.

Я поставил чашку.

— Погоди, увидишь, — сказал я, — сколько будет в воздухе электричества, когда буря перевалит через горы. Уже сейчас в приемнике творится невообразимое...

На ней была белая, с большим бантом блуза, черная юбка, плотно облегающая бедра. Осенью ей исполнится сорок, и хотя за фигурой она следит, но владеть лицом до сих пор не научилась. Непосредственность в выражении чувств — самое в ней привлекательное, по крайней мере, для меня. Это свойство теперь редко встречается, а с годами исчезает почти у всех. Глядя на нее и прислушиваясь к звукам голоса, я могу представить ее ребенком. Еще я могу добавить, что последнее время ее стала беспокоить мысль, что ей уже сорок. А когда она вспоминает о своих годах, то подшучивает над моими.

На самом деле мне около тридцати пяти, что делает меня чуточку моложе. Однако ее дедушка рассказывал ей обо мне, когда она была еще ребенком. Тогда первый мэр Беты Бетти Уэй скончался спустя два месяца после выборов и мне в течение двух лет пришлось исполнять его обязанности.

Я родился пятьсот девяносто два года назад на Земле, но проспал около пятисот шестидесяти двух лет в межзвездных перелетах. Их на моем счету больше, чем у любого другого. Я — анахронизм. А в действительности мне, разумеется, столько, на сколько я выгляжу. Тем не менее людям всегда кажется, что я их дурачу, особенно женщинам среднего возраста. Иногда это действует на нервы.

—Элеонора, — сказал я, — твой срок кончается в ноябре. Неужели ты опять подумываешь о выборах?

Она сняла очки в изящной оправе и двумя пальцами потерла веки. Сделала глоток из чашки.

— Я еще не решила.

— Это отнюдь не для прессы, — сказал я. — Мне самому интересно.

— Я действительно не решила, — сказала она мне. -Не знаю...

— Ладно. Это так, на всякий случай. Дай знать, когда решишь...

Я отхлебнул немножко кофе.

Помолчав, она спросила:

— Пообедаем в субботу? Как всегда?

— Да, хорошо.

— Тогда я тебе и скажу.

— Прекрасно.

Она заглянула в свою чашку, и я опять увидел в ней маленькую девочку, сидящую на берегу пруда в ожидании, когда муть осядет, чтобы рассмотреть свое отражение или гальку на дне, а может и то, и другое.

Она улыбнулась тому, что увидела.

— Сильная будет буря? — спросила она.

— Хм. Чувствую, как ломит кости.

— А ты пробовал приказать ей уйти?

— Пытался. Думаю, она не послушается.

— Тогда лучше задраить все люки.

— Осторожность никогда не помешает.

— Метеоспутник пройдет над городом через полчаса. Тебе удастся что-нибудь выяснить раньше?

— Думаю, что да. Может быть, прямо сейчас.

— Сразу же дай мне знать.

— Обязательно. Спасибо за кофе.

Лотти была занята и даже не взглянула на меня, когда я выходил.

Когда я поднялся к себе на пост, верхний „глаз” завис высоко в небе. Я повернул его так, чтобы оглядеть окрестности: по другую сторону Святого Стефана бурлили и пенились нагромождения пушистых облаков. Горная гряда оказалась волнорезом, скалистой дамбой для бушующей стихии.

Мой второй „глаз” почти добрался до места своего назначения. Когда я наполовину выкурил очередную сигарету, он передал мне такую картину: над равниной колыхался серый, непроницаемый для взгляда занавес...

Он приближался.

Я набрал номер Элеоноры.

— Собирается дождик, детка, — сказал я.

— Ты думаешь, стоит запасаться мешками с песком?

— Скорее всего.

— Хорошо. Я займусь этим. О’кей. Спасибо.

Я повернулся к экранам.

Tierra del Cygnus, Земля Лебедя — очаровательное название для планеты. Впрочем, и для единственного материала на ней. Я попытаюсь описать его.

Планета похожа на Землю. Правда, уступает ей в размерах и воды здесь больше. Что касается основного материала, то выглядит он примерно так: поверните зеркальное отображение Южной Америки на 90° против часовой стрелки и отпихните в Северное полушарие. Сделали? Отлично. Тогда возьмите материк за хвост и тяните до тех пор, пока он не вытянется в длину еще на шесть-семь сотен миль и не похудеет в талии. Не забудьте, что экватор должен отсекать кусок длиной пять-шесть сотен миль. Вот вам и материк Лебедя в обнимку с прекрасным заливом. А чтобы довести начатое до конца, разбейте Австралию на восемь кусков и разбросайте наугад в Южном полушарии, назвав их первыми буквами греческого алфавита. Положите мороженого на макушки полюсов и не забудьте, пожалуйста, наклонить ось на восемнадцать градусов. Спасибо, все.