— Слушай, прокурор, но перед тем, как мне поставить на прослушку судью, мне нужно взять разрешение у председателя областного суда! А это значит, что даже дворник дядя Петя будет знать, что Заруцкий под колпаком. И потом, если что «выгорит», придется возбуждать уголовное дело. А на это, извини, нужно разрешение Квалификационной коллегии судей. Тут до Генпрокурора не дойдет! Ты что, не в курсе отношений Заруцкого с ККС? Он ведь ее член!
— Ты не пыли, — посоветовал Пащенко. — Делай свое дело. А Генпрокурора я возьму на себя. Будет тебе санкция на арест. Кстати, если ты не будешь отдыхать, то скоро совсем постареешь. Кто тебя просит ставить прослушку на Заруцкого, а? Я тебе назвал две фамилии. Второй товарищ не отягощен статусом неприкосновенности. И уж совсем никак не попадает под закон о статусе судей. Послушаешь его, послушаешь и того, в чей кабинет и квартиру тебе доступ воспрещен. Саша, не тупи, ради бога.
— А где доказательства, Вадим? Ты рассказал очень занимательную историю. Но если я ввяжусь в нее и на старости лет попаду в «жир ногами», мне будет… Вадим, мне просто стыдно будет. Скажут — старый дурень решил порядок во власти навести. Заломать их всех, аки медведь странников, я смогу. Но как
Пащенко наклонился и сплюнул в урну. Это очень хорошо слышал в трубку Земцов.
— Саша, дело Артемова, о котором я тебе только что говорил, в данный момент находится в производстве судьи Шмидт. Послезавтра утром его заберет себе Заруцкий. Откуда я, прокурор, могу об этом знать? Это будет доказательством?
— Посмотрим…
— Посмотри. Но смотри после того, как возьмешь Вихорева «в контроль». Иначе опоздаешь, парень. Да и я вместе с тобой…
Вечером следующего дня кабинет начальника судебного департамента Вихорева был уже на контроле оператора РУБОПа. Все разговоры в распечатанном виде ложились на стол Земцова через пять минут после их окончания…
… — Вихорев, слушаю!
— Анатолий Кузьмич, это Заруцкий! Доброе утро!..
— Доброе. Говори, Николай Сергеевич.
— Тут такое дело… Вчера вечером мне позвонил от вас человек и…
— А! Да, да! Ну, ну…
— Он сказал, чтобы я принял от него несколько комплектов оргтехники и это…
— Все правильно, Николай Сергеевич, — перебил Заруцкого Вихорев. — Половину забираешь себе, а другую половину, будь добр, подвезти к моему дому. Я сам там распределю, кому — что. В каждом суде требуется то то, то это…
Заруцкий замялся.
— Там все в двойном количестве…
— Ты не русский, что ли, Николай Сергеевич? — удивился Анатолий Кузьмич. — Я же сказал — подели все на два и одну из половин подвези к моему дому! Там два компьютера, два монитора, два… как его?
— Сканера.
— Да, сканера!
Заруцкий просто не знал, как сказать о главном. А вдруг о долларах тот ничего не знает?
— И два…
— Да, два! Два валета и вот это! Николай Сергеевич, ты что, принял с утра, что ли? — высказал догадку Вихорев. Его уже начал доставать полудебильный разговор по служебному телефону. — Ты четное количество на два сможешь поделить или помощника прислать, трезвого?
Заруцкий решил, что Вихорев специально рихтует разговор по телефону, чтобы он не болтал лишнего.
— Все понял, Анатолий Кузьмич. Я вторую половину положу в пакет с документацией на оргтехнику.
— О, господи… — услышал он в ответ, после чего последовали короткие гудки.
Часть третья
Улыбки авгуров
Авгурами в Древнем Риме называли жрецов, толковавших волю богов по полету и крику птиц. Это люди, сознательно и хитро вводящие в заблуждение других и узнающие друг в друге обманщиков. Если верить Цицерону, то авгуры при встрече друг с другом едва удерживались от смеха.
Глава 24
Черный «Мерседес» въехал на стоянку и остановился у самых ворот кладбища. Двигатель затих сразу, но люди показались из салона лишь спустя несколько минут. Понедельник на кладбище, да не в церковный праздник, — очень немноголюдный день. И те, кто медленно и обреченно вырывал траву на могилах, приводя их в порядок, или кто просто сидел, молча глядя на памятники, были исключением. Их привел сюда лишь этот день. Он их здесь и объединял. Всех живых, находящихся здесь, горе настигло именно в этот день — кого раньше, так, что боль уже утихла, кого позже. Но те, кто приехал, не входили в их число. И эта дата их ровным счетом ничем с кладбищем не связывала. Двоих мужчин в темных костюмах, медленно бредущих параллельными рядами вдоль могил, интересовало другое число. Двадцать четвертое. Именно в этот день был похоронен бывший судья Центрального суда города Тернова Струге Антон Павлович.
— Я нашел, Пастор, — негромко произнес один из приехавших.