Месть по закону

Майкл Приттман относился ко второй категории. Он и его коллеги вели беспощадно-просветительную борьбу с безграмотностью граждан США и Тернова относительно криминогенной обстановки в городе и России в целом. Умение в банальном бытовом убийстве видеть руку «русской Никиты«, а в краже бутылки кагора из супермаркета – «звено загадочной цепи хищений, прокатившейся по тихому, забытому богом городу Тернову» часто оборачивалось для Майкла судебными заседаниями. Россия – это не Америка. В этой «забытой богом стране» шокировать можно только тинейджера новым сортом «Дью». А остальной народ в шоке прибывает уже последние десять лет – как минимум. За фуфло здесь могут просто от нечего делать морду набить и деньги отобрать. Так уже не раз случалось с Приттманом.

После последнего отнятия двухсот двадцати долларов США он прибежал в первый попавшийся райотдел милиции и, показывая рукой на дверь, закричал дежурному: «Он там! Он там!» Дежурный по райотделу вяло потягивал американский «Бонд» российского производства и смотрел сквозь поцарапанное оргстекло на Приттмана. Майкл призывал службу «911» к действию до тех пор, пока к нему не подошел сержант и не рявкнул:

– Че орешь, чурка раздолбанный?!

– Господин капитан! – «Чурка» кинулся к дежурному. – У меня есть отобрать деньги на улице! Двести доллар!

– Я не понял. – Дежурный повернулся к помощнику-сержанту. – У него есть двести долларов или их нужно у кого-то отобрать на улице?

– Иди сюда, нерусь! – приказал сержант. – Говори, что стряслось?

Приттман ожидал, что сейчас будут подняты на ноги все патрули, привлечены все детективы, кто не был еще внедрен в мафию, и оцеплен весь район. Так, во всяком случае, было бы в Нью-Джерси. Вместо этого сорокапятилетний капитан вздохнул, вытянул из ящика стола какой-то бланк и вооружился шариковой ручкой, перемотанной изоляционной лентой. Приттман не понимал, как можно заполнять бланк заявления о грабеже, если преступники сидят на лавке в ста метрах от райотдела. В перерывах между ответами на вопросы Майкл призывал стражей порядка к благоразумию и действиям, однако, пока не был заполнен протокол и у журналиста не отобрали объяснение, капитан сидел, а сержант смотрел по телевизору «Бэтмен возвращается». Подписывая протокол, Майкл, уже смирившийся с тем, что двести двадцать долларов безвозвратно потеряны, пробегал глазами написанное и по ходу чтения придумывал разгромную статью о деградированной российской милиции.

– Тут неверно записано! – ткнул он пальцем в текст. – Тут записано – «Они мне сказали: «Отдай деньги!»

– Ну, – непонятно для Приттмана произнес капитан.

– Уот – «ну»?! Они не говорить этого!

– А что они говорить? – осведомился капитан.

– Они вообще ничего не говорить! Они окружиль меня в тесный кольцо! Я отдал им деньги и часы!

– Я не понял, – поморщился капитан. – Они у вас ничего не требовали, а вы им отдали деньги и личные вещи?

– Они хотел убить меня! – Майкл даже покраснел от тупости капитана. – Они меня убить!

– Они это обещали? – Дежурный с двадцатилетним милицейским стажем действовал в рамках ныне действующего российского уголовного законодательства.

– Я догадаться это!

Может, в Америке это и квалифицируется как «грабеж», но в России, если тебя, ни слова не говоря, просто остановили, а ты в благодарность за это отдаешь ценности – это вообще никак не квалифицируется. Капитан вздохнул и, не желая напрягать возрождающиеся в последнее время российско-американские отношения, потянулся к радиостанции.

Через десять минут патруль ввел в дежурное помещение четверых молодцев, и Приттман, радостно тыча во всех четверых, уверял капитана: «Он! Он!»

– Больной какой-то, – буркнул, выкладывая на стол дежурного доллары и часы, восемнадцатилетний парубок. – Мы к нему подошли закурить попросить, а он часы сорвал с руки, баксы вытащил, отдал и убежал. Хотели вернуть – не догнали. Бегает, падла, как олень...

Еще бы. Майкл Приттман был первым в колледже на дистанции четыреста метров.

С тех пор Майкл был более осторожен как с уличной шпаной, так и с милицией. По его мнению, ни от одних, ни от других толку не было. А после суда, на который его вызвали в качестве ответчика за клевету, «выразившуюся в публикации недостоверных данных на страницах местного издания», Майкл насупился еще и на судебную власть. Судебный процесс вел некто Струге, который задавал каверзные вопросы, а в промежутках между этим сидел, как истукан, даже не глядя на выступающих. Майкл пытался уловить хотя бы одно движение судьи, за которое можно было зацепиться и потом обвинить суд в предвзятости к иностранным гражданам и коррумпированности. Но закончилось тем, что даже его, Приттмана, адвокат в конце процесса сдулся, как шарик, и вынужден был признать, что они не правы. Самое обидно для Майкла было то, что ему самому это было известно с самого начала. Пришлось выплатить две тысячи долларов за моральный ущерб и четыреста рублей госпошлины. У Приттмана был свой счет в России, и он им воспользовался. Если бы пришлось платить «Нью-Джерси», то следующая бессрочная командировка Приттмана была бы в Ирак.