— Я с вами согласна. Я сама ненавижу сплетни больше всех. Но ничего не попишешь. Я сочла своим долгом сообщить полиции, что я заходила к миссис Лестрэндж вечером в день убийства, и ее не было дома. Никакой благодарности я не жду, я всегда выполняю свой долг, не рассчитывая на благодарность. Вокруг сплошная неблагодарность, такова жизнь. Да только вчера эта бесстыдница миссис Бейкер…
— Да, да, — поспешил я вмешаться в надежде избежать обычных излияний. — Печально, очень печально… Но вы говорили, что…
— Эти низшие классы не знают, кто их лучший друг, — сказала мисс Хартнелл. — Я всегда нахожу, что сказать для их пользы, когда навещаю их. И не думайте, что они хоть раз поблагодарили.
— Вы говорили, что сообщили инспектору о вашем визите к миссис Лестрэндж, — подсказал ей я.
— Вот именно, и, кстати сказать, он меня тоже не поблагодарил. Сказал, что, когда ему нужно узнать, он сам спрашивает, — может быть, не этими словами, но в таком духе. Нынче в полиции служат люди совершенно иного класса.
— Вполне вероятно, — сказал я. — Но вы хотели еще что-то сказать?
— Я решила, что ноги моей больше не будет у этого отвратительного инспектора. В конце концов, духовное лицо может оказаться джентльменом — хотя бы в виде исключения, — добавила она.
Я понял, что попал в число немногих избранных.
— Если я могу вам чем-нибудь помочь… — начал я.
— Чувство долга — вот что мною руководит, — заявила мисс Хартнелл и захлопнула рот, как капкан. — Мне не хочется даже произносить эти слова. Душа не лежит. Но долг есть долг.
Я ждал.
— Мне дали понять, — продолжала мисс Хартнелл, понемногу багровея, — что миссис Лестрэндж рассказывает, будто она была все время дома, что она не открывала дверь потому, в общем, не хотела открывать. Какое жеманство! Я заходила выполнить свой долг, а со мной так обходятся!
— Она была нездорова, — мягко заметил я.
— Ах, нездорова! Не смешите меня. Вы и впрямь не от мира сего, мистер Клемент. Эта женщина здоровее нас с вами. Так больна, что не в силах прийти на следствие! Справка от доктора Хэйдока! Да она им вертит как хочет — это всем известно. Так о чем это я?..
Я не сумел ответить. Очень трудно уследить, когда мисс Хартнелл переходит от изложения фактов к поношению ближних.
— А! Я говорила, что была у нее в тот вечер. Так вот, плюньте в глаза тому, кто скажет, что она была дома. Ничего подобного. Я-то знаю.
— Как вы могли это узнать?
Мисс Хартнелл покраснела еще гуще. Если бы не ее воинственный пыл, можно было бы сказать, что она смутилась.
— Я стучала, я звонила, — стала объяснять она. — Два раза. Или даже три. Потом мне вдруг пришло в голову, что звонок испорчен.
Я с удовлетворением заметил, что она не могла смотреть мне в глаза, произнося эти слова. Все наши дома построены одним подрядчиком, и звонки он ставит такие, что их отлично слышно всякому, кто стоит на половике перед входной дверью. Мисс Хартнелл не хуже меня знала об этом, но, как я понимаю, требовалось соблюсти приличия.
— Да? — негромко сказал я.
— Мне не хотелось совать свою карточку в почтовый ящик. Это так невежливо, а я — какая бы я ни была — невежливой я быть не хочу.
Она высказала эту замечательную мысль не дрогнув.
— Вот я и подумала — обойду дом, постучу в окно, — продолжала она, уже не краснея. — Я обошла дом вокруг, заглядывала во все окна: в доме не было ни души!
Я прекрасно понимал ее. Воспользовавшись тем, что в доме никого не было, мисс Хартнелл дала полную волю своему любопытству и пошла в обход, обыскала сад и заглянула в каждое окно, стараясь разглядеть по мере возможности внутренность дома. Она решила рассказать все мне, уповая на то, что я проявлю больше понимания и сочувствия, чем полицейский инспектор. Предполагается, что духовный пастырь, по крайней мере, толкует сомнение в пользу своих прихожан.
Я не высказал никакого мнения. Я только спросил:
— А в котором часу это было, мисс Хартнелл?
— Если память мне не изменяет, — сказала мисс Хартнелл, — было около шести. Я пошла прямо домой, пришла минут в десять седьмого, около половины седьмого пришла миссис Протеро, доктор Стоун и мистер Реддинг остались ждать снаружи — мы с ней говорили про луковицы. А в это время бедняга полковник лежал убитый. Как печален этот мир!
— Порой он достаточно неприятен, — сказал я.
Я встал.
— Это все, что вы хотели мне сказать?
— Просто подумала — это может пригодиться.
— Может, — согласился я.
Не вступая в дальнейшие обсуждения, что немало разочаровало мисс Хартнелл, я распрощался.
Мисс Уэзерби, к которой я зашел после мисс Хартнелл, встретила меня в некотором волнении.
— Дорогой викарий! Как вы добры, право! Вы уже пили чай? Правда не хотите? Дать вам подушечку под спину? Как это трогательно — вы пришли, как только я вас позвала. Вы себя не жалеете ради ближних.
Пришлось выслушать еще много в этом же роде, но наконец, не без уклончивости, мы все же подошли к главной теме.
— Поймите, пожалуйста, что у меня сведения из самых надежных источников.
В Сент Мэри Мид самым надежным источником всегда является чужая прислуга.
— Вы не можете мне сказать, от кого вы это слышали?