— Мистер Пуаро, — Джеральдина выпрямилась. — Я его дочь. Я имею право знать, чего он так боялся в предпоследний день своей жизни. Нечестно оставлять меня в неведении. И по отношению к нему это нехорошо.
— Значит, вы были преданны своему отцу, мадемуазель? — мягко спросил Пуаро.
Девушка отпрянула, как ужаленная.
— Преданна ему, — прошептала она. — Преданна ему? Да я… я…
И вдруг все остатки самообладания покинули ее. Джеральдина откинулась в кресле и начала истерически смеяться. Смеялась она долго.
— Как забавно, — с трудом переводя дыхание, наконец выдавила она из себя, — услышать такой вопрос.
Этот нервный смех не остался без внимания. Дверь открылась, и в комнату вошла мисс Кэрролл. Она сразу оценила ситуацию.
— Ну, цу, Джеральдина, дорогая, так не пойдет, — строго сказала секретарша. — Нет, нет. Успокойся. Все. Прекрати немедленно, нельзя же так.
Ее решительные манеры возымели действие. Смех девушки стал стихать. Она вытерла глаза и выпрямилась.
— Извините, — тихо сказала девушка. — Со мной такого раньше не случалось.
Мисс Кэрролл все еще тревожно смотрела на нее.
— Все в порядке, мисс Кэрролл. Это было очень глупо с моей стороны.
Неожиданно кривая, горькая улыбха появилась на ее лице. Она сидела в кресле очень прямо и ни на кого не смотрела.
— Мистер Пуаро спросил меня, любила ли я своего отца, — пояснила девушка секретарше ясным холодным голосом.
Мисс Кэрролл издала неопределенный звук, что должно было означать нерешительность с ее стороны. Джеральдина продолжала высоким презрительным голосом:
— Не знаю, что лучше — лгать или сказать правду? Я думаю, сказать правду. Так вот: я не любила своего отца. Я ненавидела его!
— Джеральдина, дорогая.
— Зачем притворяться? Вы, мисс Кэрролл, не питали к нему ненависти, потому что вам он не мог ничего сделать. Вы были одной из немногих, кто не боялся моего отца. Для вас он был только работодателем, который платил вам столько-то фунтов в год. Его жуткие выходки, его приступы ярости не влияли на вас, и вы старались не замечать их. Я знаю, что вы ответите мне: «Бывает, приходится и терпеть». Вы были от этого далеки и всегда оставались жизнерадостной. Вы сильная женщина, но в вас нет жалости к своему ближнему. Да и вообще вы могли покинуть этот дом в любое время. А я нет. Мое место здесь.
— Право, Джеральдина, я не думаю, что следует вдаваться во все это. Отцы и дочери часто не уживаются. Но я поняла, что жизнь устроена так: чем меньше споришь, тем лучше тебе живется.
Джеральдина повернулась к секретарше спиной и обратилась к Пуаро:
— Мистер Пуаро, я
Пуаро задумчиво смотрел на девушку.
— Оправдывать убийство — крайне опасная вещь, мадемуазель.
— А что, если убийцу найдут и повесят, мой отец оживет?
— Нет, — сухо ответил Пуаро, — но это может спасти от смерти других людей.
— Не понимаю.
— Человек, который убил один раз, почти всегда может решиться и на второе убийство.
— Не верю. Если он нормальный человек, он больше не будет никого убивать.
— Вы хотите сказать, если он не маньяк-убийца? Увы, то, что я говорю, правда. Допускаю, первое убийство он совершает после отчаянной борьбы с собственной совестью. Потом, если ему грозит разоблачение, следует другое убийство. С моральной точки зрения оно уже оправдано. При малейшем подозрении следует и третье. И мало-помалу в убийстве зарождается этакая артистическая гордость, убийство становится для него metier[46], чуть ли не доставляющим удовольствие.
Джеральдина закрыла лицо руками.
— Ужасно. Ужасно. Это неправда.
— Ну, а если я скажу вам, что такое
— Что такое, мистер Пуаро? — вскричала мисс Кэрролл. — Второе убийство? Где? Кого?
— Это был просто пример, — покачал головой мой друг. — Прошу прощения.
— О, понимаю. А я-то подумала… А теперь, Джеральдина, прекрати молоть всякий вздор.
— Вы, я вижу, на моей стороне, — заметил Пуаро и поклонился.
— Я не верю в высшую меру наказания, — отрывисто сказала мисс Кэрролл, — а в остальном я действительно на вашей стороне. Общество должно быть защищено.
Джеральдина встала и поправила волосы.
— Извините меня. Боюсь, я выглядела довольно глупо. Но вы по-прежнему отказываетесь сказать мне, зачем отец позвал вас?
— Позвал мистера Пуаро? — удивленно спросила секретарша.
Мой друг вынужден был открыть карты.
— Я просто раздумывал о том, сколько вам можно рассказать из нашей беседы с лордом Эдвером. Ваш отец не приглашал меня. Это
— О, понимаю.
Странное выражение появилось на лице девушки. Сначала я подумал, что она разочарована, но потом понял, что это облегчение.
— Я вела себя очень глупо, — медленно произнесла она. — Я думала, что отец чувствует какую-то опасность. Как глупо.