Китаец поднял на меня полные решимости глаза и произнес:
— Я запечатаю его в своем теле, оно станет для него гробницей. Он не вырвется наружу. Помести меня там, где никто никогда не найдет.
— О нет, — застонала я. — Еще одного я не выдержу. Этот тоже добряк, да? Я теперь вообще только одно добро буду совершать? Мне хотя бы дадут звание «Ведьма года»?
Я не хотела сейчас опять спорить с Сэинтом на счет войны. Сколько бы раз я ему не говорила, что войны необходимы миру для восстановления баланса, а смерти — для подпитки Первозданной, он все стоял на своем, что людей можно было спасти. Он был одержим этой идеей.
Жена целителя подползла к нему и, взяв того за руку, тихо плакала. Она понимала, что нужно прощаться, и я опять почувствовала жалость. По щекам потекли слезы, и я взвыла.
— Черт вас всех побери! Я хочу очень-очень злого духа, ясно? Я хочу быть злой!
— Береги сына и внучку, — прошептал свои последние слова старец, и застыл.
Он вошел в особый вид транса, при котором душа покидает тело. Я видела, как яркая ослепительная материя поднялась к потолку, и начала отдаляться.
На секунду я ощутила щекотку, а потом все погрузилось во мрак.
Очнулась чуть позже. Надо мной сидела старуха, я не сразу узнала в ней жену целителя. Она гладила меня по лицу и улыбалась.
— Ты забрала его. Спасибо.
Мне не нужны были ее благодарности. Я лишь хотела побыстрее убраться из этого чертового места. Но… теперь во мне была еще одна душа. И она требовала остаться. Просила побыть в этом доме еще четыре месяца, пока старуха не перейдет в мир иной.
Даркнес всегда знал, как меня поддержать.
Я почти морально настроилась на утку по-пекински, как на всю хижину раздался плач ребенка.
Молодая китаянка, внучка шамана носилась с дитятиной, глядя на то с обожанием. Я не могла смотреть на них без гримасы. Но затем мой взгляд наткнулся на тело старца, накрытое простыней, и я немного расслабилась.
— Хоть кто-то помер!
Глава 9
Что-то было не так.
Вообще, этой фразой можно было в точности описать всю мою жизнь. Что-то было не так, и я понятия не имел, что именно, и как с этим бороться. Одно я знал наверняка — бороться надо всегда. И мстить.
Только обычно я был настроен более свирепо, а не как сейчас. Стоило представить, как выглядит Блэр, вися на мне вниз головой, и я разразился новым приступом хохота. Не мог остановиться. Дико злился, а все равно не мог.
— Ты меня чем-то опоила же. Опять! — обвинительно произнес я. Сейчас мне было весело, а еще минуту назад я не мог вспомнить, как оказался в той яме. И вообще в лесу. Признаться, первой мыслью было, что Блэр таки проникла в мою голову и заставила копать себе же могилу. Но потом она продолжила свою назойливую песенку про золото, и меня накрыло облегчение, а вместе с тем и неудержимое веселье. Прямо сейчас я чувствовал нечто иное. Предвкушения сексуального рода. Кажется, ведьма мне что-то пообещала, я смутно помнил наш диалог.
— Ты сам опоился, — скучающе промямлила Блэр. — Я четко сказала — один стакан зелья за раз, а не один казанок. Теперь пинай на себя.
— Почему мы в лесу? — спросил я, чувствуя, что с каждым шагом становится все труднее идти. А все из-за просыпающегося стояка. Я разочарованно рыкнул. — Твоя бодяга не действует не хрена. Какого черта, ведьма? У нас с тобой ничего так не выйдет.