Секретарша послала воздушный поцелуй и упорхнула из теплого уюта бара в промозглую уличную сырость, оставив алый отпечаток губ на струящемся сигаретном дыме, вскоре растворившийся так же стремительно, как и его хозяйка.
Я усмехнулся, лаская пальцами металл пистолета через карман пиджака. Отомстить! Кто я по ее мнению? Бесплатный мститель? Я — частный детектив! Мое дело — работу работать, а не мстю мстить!
— Водочки? — с надеждой спросила Машенька.
Поскребя жесткую, как наждачка, щетину, я поморщился. Негоже начинать столь прекрасный день стопкой водки!
— Двести кубинского рома, бутерброд с салями и сыром. Еще пачку «Кариб». Да… только налей со дна!
— Почему со дна? — удивилась официантка.
— Потому что весь алкоголь всегда на дне!
Да, я знаю, что это противоречит законам физики. Да, спирт легче воды и — наоборот, должен всплывать, а не тонуть. Но уж в чем, а во всем, что касается алкоголя, я обладал завидным стажем. Если б за это дело давали Ветерана труда — я б давно стал заслуженным!
Из года в год я замечал, что чем ближе к дну бутылки — тем я пьянее. Соответственно, по необъяснимым причинам, алкоголь скапливается именно на дне! Феномен, мать его так за ногу!
Так есть ли смысл начинать пить сверху, чтобы дойти до той же кондиции, если можно сэкономить время и деньги, зачерпнув сразу со дна?
Из «Магнолии» я вышел около полудня. Обычно я только просыпался в этом часу, но сегодня день исключительный, балансирующий на гране везения и промахов.
Солнце успело подсушить Чикагинск, но местами еще оставались лужи, из которых утоляли жажду пернатые, предпочитая грязную воду кристальной чистоте спирта. Им недоставало мозгов в крошечных воробьиных черепушках чтобы понять, что водой никогда не напьешься. А водкой — запросто.
Чуть покачиваясь, я побрел в контору, попыхивая ароматной кубинской сигаретой. Навстречу попался пионерский отряд, насыщающий серую улицу яркостью кроваво-красных пилоток и галстуков. Горнист истязал инструмент, вынуждая его завывать, взывая к пощаде. На выцветшем вымпеле, обшитым желтой бахромой, застыло пламя с профилем Ульянова-Ленина. Лица ребят, не успевших вкусить разочарование жизни, излучали радость и гордость, которые всего через несколько лет будут стерты беспощадной резинкой суровой действительности.
Кабриолет стоял там же, где и утром. Грязный, мокрый, бесколесный. Он, подобно осиротевшему, брошенному щенку, печально смотрел на мир слепыми глазами фар, ожидая хозяйку, которая более никогда не вернется. Не погладит кожу руля своими ладонями, не воткнет ключ в замок зажигания, не согреет хладное кресло своим телом.
Я похлопал по карману, заставив ключи приглушенно звякнуть. Жгучей красотке телега уже не пригодится. Не думаю, что она была бы против, если ЗИС попадет в руки не менее достойного человека, то есть — меня.
— Толик, айда сюда, — поманил я пальцем мужика, сидевшего на корточках у стены, смолившего папиросу, спрятав огонь в ладонь.
Он неторопливо встал на ноги и, сунув руки в карманы брюк, вразвалку зашагал ко мне. Высокий, угловатый, тощий, в картузе с треснувшим козырьком, с бледным лицом, испещренном морщинками, как изюм, жулик чувствовал себя в Чикагинске, как рыба в воде. Ничем не примечательный, неприметный, он мог с легкостью затеряться в неряшливом однообразии города, будто сам был сделан из острых обломков гранита, дорожной пыли и смога.
— Наше вам с кисточкой, гражданин бывший начальник, — бродяга приветственно коснулся двумя пальцами козырька. — Чем обязан?
— Может, слышал… никто не находил поблизости колеса от этой телеги? — я указал на ЗИС-101А-Спорт.
— Ха! Телеги! Это не телега, а самая настоящая карета!
— Черт с тобой, пусть будет карета, — зевнул я. — Колеса, Толик!
— Может, и находил, — оскалился пройдоха, демонстрируя кривые желтые зубы. — А вам в чем интерес, Юрий Владимирович?
— Купить хочу, — пояснил я. — Узнай, сколько будет стоить.
— Хм… — задумался Толик. — Для хорошего человека — бесплатно!
— Дорого, — поморщился я. — У меня столько с собой нет.
— Потом занесете, — отмахнулся мужик. — Я все организую. Через час карета будет как новенькая!
— По рукам, — согласился я.
Бродяга растворился в подворотне, оставив после себя облако вонючего папиросного дыма. Тоже нелегкая у человека профессия. Открутить, утащить, спрятать, потом обратно вернуть и снова прикрутить. Не забесплатно, конечно. Но сегодня его расценки особенно кусались.
Щелчком отбросив окурок в урну, я потянул на себя тяжелую дубовую дверь, предвкушая несколько часов безмятежного сна, какой бывает лишь у честных людей с чистой совестью, смывших всю тьму с души собственной кровью. И это определение — как раз про меня.
Глава 7