Месть мажора

И опять неприятное чувство касается сердца. Что происходит?

– Хотел сделать ей сюрприз, – быстро поправляется Матвей.

– А-а-а, понятно.

В салоне повисает тяжелая тишина. Нам словно не о чем говорить, хотя раньше мне даже молчать рядом с любимым было комфортно. Машина неожиданно дергается, я вздрагиваю.

– Что этому козлу от нас надо? – бормочет Матвей.

– Кому?

– Да этому придурку! Несколько раз уже пытался подрезать.

Я оборачиваюсь: сзади, почти вплотную к нам едет спортивный кроссовер Ауди, такое впечатление, что еще немного, и он заденет нас бампером. Лицо водителя закрыто опущенным щитком от солнца, я вижу только его кривую ухмылку.

– Так, пропусти его.

– Ни хрена! Никому не дам моего коняшку обогнать.

Матвей притапливает педаль газа в пол и вцепляется пальцами в руль. Черный зверь стрелой несется по трассе, инерционная волна вдавливает меня в спинку кресла, я хватаюсь за ремень.

– Матвей, не надо! – вырывается крик. – Н-е-е-е-т!

Ужас сковывает меня, чувство дежавю парализует, в голове бьется только одна мысль: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!»

– Не бойся, Ариша, – смеется любимый. – Видишь, этот козел отстал.

Оглядываюсь. Действительно, Ауди сзади не видно, но легче от этого не становится.

– Сбавь скорость! – требую я. – Или высади меня!

– Ты что, глупышка? Ну, не волнуйся так. Не волнуйся.

Матвей сворачивает к обочине и паркуется. Он смотрит на меня, но в глазах уже нет смеха. Наоборот, они становятся злыми и колючими, будто я сделала что-то неправильно, отобрала у ребенка игрушку, помешала развлечься. Я отворачиваюсь к окну, и в этот момент Ауди медленно проезжает мимо.

– Это он! – шепчу помертвевшими губами.

– Кто?

Матвей мгновенно собирается, но Ауди мигает габаритами далеко впереди.

– М-мажор…

– Вот сучонок! – кулак опускается на руль, я подпрыгиваю.

– Я думала, он отстал, – всхлипываю, жених притягивает меня к плечу. – А он…

– Сволочь! Гнида! Я его в порошок сотру!

– Что ты сделаешь? Что мы можем против него? – отчаяние душит меня.

– Теперь у меня есть сила и власть, Ариша, – успокаивает Матвей. – Я лечащий врач Бориса Метельского, его отца.

– Правда? – надежда вспыхивает в душе. – А что с ним?

– Больное сердце. Стрессы ему противопоказаны. Достаточно пожаловаться на сыночка…

– Нет! Я так не хочу! Шантажировать больным отцом низко!

– А посадить тебя в тюрьму по нелепому обвинению не низко? – вспыхивает Матвей.

– Не такое уж оно и нелепое было. Девушка погибла.

– Это несчастный случай! Слышишь? – Матвей берет меня за щеки. – Я ничего больше не хочу знать! И не собираюсь всю жизнь расплачиваться за одну ошибку.

– Матвей!

– Больше при мне эту тему даже не трогай! – резко приказывает он, и я отодвигаюсь.

Не узнаю любимого человека, не узнаю. Где мой милый и неуверенный в себе парень? Когда он стал таким жестким карьеристом, готовым на все ради достижения своей цели?

– Поехали домой.

– Вот это другой разговор.

Матвей заводит мотор, я закрываю глаза и молча глотаю слезы, радость дня померкла, счастье испарилось. Неизвестность впереди пугает до дрожи. А еще я вдруг чувствую себя такой беззащитной, такой слабой, что хочется обратно в свою камеру, где Марго управляет зечками твердой рукой и никому свою свиту не дает в обиду.

– Как твоя мама? – спрашиваю только из вежливости.

– А что ей сделается? Пилит меня.

– За что? – удивленно распахиваю глаза. – Ты же идеальный сын.

– Мне уже тридцать лет, а семьи нет. Внуков хочет.

– Но такая невестка, как я, ей не нужна, да?

– Верно. Ты же все понимаешь, – он кладет руку на колено и сжимает его. – Соскучился. Я теперь живу отдельно. Может, сразу ко мне?

– Нет, я хочу увидеть маму.

– Да, куда она денется? Час или два погоду не сделают. Все, едем ко мне! Отговорки не принимаются, Аришка!

– Я хочу домой! – говорю твердо и решительно, впервые возражая любимому. – Домой!

– Аришка, ты чего? Мне совсем не рада?

Матвей уже не улыбается, лицо каменеет: обиделся. Моя кожа покрывается мурашками, зябко повожу плечами. Представляю, как страстно жених сорвет с меня одежду, как бросится целовать каждый кусочек моего тела, а потом увидит безобразный шрам на шее. Страх потерять единственную светлую ниточку, связывающую меня с реальным миром, настолько силен, что я покрываюсь холодным потом.

– Нет, что ты, любимый! – лихорадочно придумываю разумное объяснение отказу. – Но мама мне так же дорога, как и ты. Я очень хочу ее увидеть. Давай сначала домой, а?

Улыбаюсь, с преданностью собачки заглядываю в глаза Матвея и к удивлению вижу в зрачках растерянность, он тут же делает вид, что сосредоточен на дороге.

В чем дело?

Я настораживаюсь: привыкла в колонии читать по лицам, улавливать малейшие оттенки настроения. Там это была жизненная необходимость. Рука сама тянется к платку, который повязан на шее.

– У тебя горло болит? – голос снова становится участливым.

– Н-нет, просто привычка.

Я пока не готова рассказать любимому всю правду.