Лили и Поль построили под Лионом современную виллу с огромными окнами, выходившими в просторный сад. Лили работала сравнительно немного, Поль вкалывал вовсю. Несмотря на возраст – им скоро должно было стукнуть сорок, – они до сих пор напоминали влюбленных студентов: высокий, слегка неуклюжий в своем костюме Поль, ни дать ни взять длинноногий журавль, любил ни с того ни с сего вдруг обнять горлицу Лили, влепив ей в лоб поцелуй. Стоило им взглянуть друг на друга, как они заливались смехом.
Моисетта терпеть не могла мужа сестры. На самом деле Поль казался ей таким нелепым, что она считала излишним питать к нему ненависть. Всякий раз, взглянув на него, она недоумевала, как можно возжелать это бесконечно длинное, узкое тело, это все равно что спать, положив рядом весло или лыжи. Оберегая собственное спокойствие, она даже не испытывала никакой ревности. Так она заявила приятельнице, когда они перемывали косточки Полю: «Если бы мне предложили выбрать: „этот тип“ или „никто“, я бы выбрала второй вариант».
Поль отправился на месяц в Вашингтон. Дело, которое он вел, застопорилось, и ему пришлось задержаться. Лили, соскучившись по мужу, отправилась на несколько дней в столицу Соединенных Штатов. Вернулась она невеселой.
В то воскресенье, приехав навестить сестру в Сен-Сорлен, она призналась ей:
– Мне показалось, что мое общество его тяготит.
– Он слишком много корпит на работе, – шепнула Моисетта, которую совершенно не волновали дела Поля. – И все же…
Лили, обеспокоенная, настаивала:
– Это все потому, что мы не виделись целых два месяца, вот мне и показалось, что Поль как-то изменился.
В глазах Моисетты, почуявшей добычу, вдруг зажегся интерес.
– Он сменил парфюм?
– Что? Нет… не знаю… Я… а почему ты спросила?
Моисетта ушла от прямого ответа:
– Ты же сказала мне, что у тебя возникли необычные ощущения, я и подумала, не сменил ли он парфюм?.. Разве этого не достаточно, чтобы ты почувствовала нечто непривычное?
Лили почесала подбородок.
– Ты права. Да! У него новый одеколон… – Она рассмеялась. – Спасибо, Моисетта. Значит, все дело в этом, он сменил парфюм! Спасибо, что помогла понять.
Моисетта не поддержала ее порыв, скорчив недовольную гримасу:
– Те-те-те. Я бы не стала успокаиваться. Когда мужчина вдруг меняет парфюм…
– Да?
– Когда мужчина меняет парфюм, он чаще всего…
– Что?
– …он меняет и женщину.
Лили вытаращила глаза. Моисетта, покачав головой, тихо добавила:
– Ксавье сменил парфюм, когда завел любовницу.
Лили, вскочив, выпалила:
– Нет, только не он! Только не Поль! Не мой Поль!
Моисетта подняла взгляд, потом сделала вид, что согласна с сестрой:
– Да, только не Поль. Не твой Поль. Прости меня.
Лили выдавила смешок, пытаясь успокоиться, затем, взволнованная, под каким-то надуманным предлогом удалилась. Моисетта упивалась успехом: ей удалось-таки заронить сомнение в Лили.
Через две недели Лили вновь отправилась в Вашингтон, где состоялся серьезный разговор с Полем. Тот в итоге признался, что поддался прелестной нью-йоркской адвокатше, которая после недавнего развода, как-то вечером, прилично выпив, взяла инициативу на себя и… Поль клялся, что это было мимолетное приключение, ошибка, о которой он уже сожалеет; он никогда больше так не поступит…
Лили вернулась во Францию неделей раньше, чем Поль. Почуяв запах крови, Моисетта нагрянула к ней в Лион. Когда Лили открыла дверь, ее мрачное лицо, покрасневшие веки, сердитый лоб, прерывистое дыхание лучше, чем слова, поведали о том, что произошло.
– Молчи-молчи, я все поняла, – поспешно сказала гостья.
Лили опустила голову. Моисетта взорвалась:
– Вот говнюк! Все они гады!
Сестры прошли в гостиную. Моисетта с показным состраданием обняла сестру и принялась нашептывать: «Ах, моя бедняжка!» Лили, сжавшись в уголке дивана, расплакалась, а Моисетта, с искренней радостью войдя в роль утешительницы, сладострастно наслаждалась каждой секундой.
– О моя Лили, я тебе порекомендую хорошего адвоката. Не стану подкладывать свинью, посоветовав обратиться к тому болвану, который занимался моим разводом. Зато мне называли некоего мэтра Блазье. Если хочешь, я позвоню моей подруге Клотильде…
Лили жестом остановила ее, вытерла слезы и пробормотала:
– Не стоит.
– А-а, у тебя уже есть…
– Нет у меня никакого адвоката. Я не стану подавать на развод.
– Ты не…
– Не стану разводиться.
– Что?!
– Я прощаю Поля. О, вероятно, я не права, но я его прощаю.
Моисетта взвилась. Она так радовалась, что на долю сестры наконец-то тоже выпало страдание – как и ей, что сестра – наконец-то – столкнется с материальными проблемами – как и она… и тут у нее увели шоколадку из-под носа. Она принялась пылко доказывать свою правоту, жонглируя такими понятиями, как достоинство, честность, честь, соблюдение обязательств, возраст, который безжалостен к женщинам, и так далее. Она призывала сестру навсегда прогнать от себя Поля.
Лили, помолчав, сказала только:
– Я люблю его и готова простить.
– Если простишь, значит ты не любишь и не уважаешь саму себя.
– Но это ведь и значит любить: желать, чтобы другой был счастлив. Учитывать прежде всего его интересы.
– Развод!