Семь или восемь бандитов, собравшихся в ожидании Бороды и Дьяка, отправленных вместе с Эмиле за Жюлем, посчитали сказанное Косоглазкой неправдой…
Матрос взял старуху за плечи и тряхнул ее.
— Ладно тебе, лгунья, — сказал он. — Тебе не стыдно все время бояться?
И, по-прежнему потряхивая старую женщину, он снова пошутил:
— Ох, уж эта мамаша Косоглазка, сколько времени она торгует всякой рухлядью, сколько времени набивает свою маленькую мошну, которая с тех пор уже стала большой и раздулась, благодаря тому, что мы проливаем пот, и она еще над нами издевается! Так ты говоришь, что у тебя часов нет? Да у тебя их десятки!..
Эрнестин прервала разговор:
— Половина второго…
Вдруг среди присутствующих пробежал легкий трепет. Нибе, приложив палец к губам, только что подал всем знак прислушаться.
И в заброшенном помещении для выращивания шампиньонов, которое банда Цифр с недавнего времени избрала для себя в качестве места для встреч, установилось глубокое молчание…
— А откуда он возвращается? — спросил Матрос.
Нибе энергичным «Тсс!» призвал возмутителя тишины к молчанию.
— Вот они, — сказал он, — вот обвиняемый!..
И поскольку все смотрели на него удивленно, добавил:
— Да Жюль это, если вы уж не понимаете!..
Эрнестин резко поднялась. Она прошла вглубь помещения и превосходно сымитировала зловещее уханье совы.
В ответ раздался такой же сигнал.
— Порядок! Это они!..
Она снова уселась у костра.
Но Нибе уже засуетился: он схватил Эрнестин за плечи и силой заставил встать.
— Давай, шевелись!..
И добавил, поскольку толстуха запротестовала.
— Ну ладно! Хватит! Нечего нам тебя слушать, у нас есть другие дела! Эй, Матрос! Эй, ты… иди сюда… садись на эту доску, будешь судить его вместе с нами, с Дьяком и мной… Борода будет обвинителем, а Эрнестин, если ей так подсказывает сердце, защитником…
— Мне не очень-то хочется распускать слюни из-за стукача, — ответила Эрнестин. — Этого я больше всего не люблю… Можете его порешить!
Бандиты, толпившиеся вокруг женщины, зааплодировали, поскольку все прекрасно знали, что имелись серьезные подозрения о ее тесной связи с теми, кого они называли «грязными людишками из префектуры»…
Однако вскоре наступила тишина.
Слышно было, как на ворот, позволяющий спускаться в помещение для выращивания шампиньонов при помощи гигантского ведра, напоминающего корзину, со скрипом наматывалась веревка.
Несколько секунд спустя бандиты образовали круг под черной дырой колодца.
— Все в порядке, Борода? — спросил Нибе.
— Все нормально, кореш!..
— А дичь с вами?
— Вот его-то мы тебе и спускаем…
— Я всегда готов… Теперь ваша очередь!..
Матрос взял тело Жюля за плечи и бросил его на пол. Корзина снова поднялась вверх. Борода, Дьяк и Эмиле собирались присоединиться к компании.
Все с любопытством смотрели на пленника.
— Что-то он дрябловат, этот типчик! — покритиковала Эрнестин. — Ах! Черт возьми, ни рукой ни ногой не шевелит. Можно подумать — аристократ.
И легко ударяя ногой по лицу несчастного, она старалась пробудить в нем какие-нибудь признаки жизни.
Прибытие Бороды прервало эту игру…
— Дай-ка глянуть, Эрнестин!..
Пожав руки дружкам, он надолго приложился к горлышку бутылки, с начала вечера передававшейся по кругу и заговорил:
— Давайте! За работу!.. Если нам надо его прикончить, так это нужно сделать сегодня же, до того, как наступит утро… Так что, не будем терять времени…
Вне всякого сомнения члены банды Цифр не в первый раз приступали к суду над своим — было похоже, что каждый из них превосходно знал свою роль.
Матрос поднял рухнувшее тело Жюля, с помощью двух дружков приставил его к одной из поддерживающих опор, толстому брусу, и крепко привязал.
Эрнестин развязала шарф, закрывавший рот несчастного Жюля…
Нибе приказал:
— Суд — по местам!.. Эй, вы, там! Налейте-ка этому типу стаканчик чего-нибудь лечебного!..
«Стаканчик чего-нибудь лечебного», предназначенный для того, чтобы привести в сознание несчастного слугу, был принесен мамашей Косоглазкой и представлял собой большую кастрюлю холодной воды, которую она плеснула в лицо пленника.
Жюль открыл глаза, понемногу пришел в себя. Все вокруг молчали и, усмехаясь, следили за его возвращением к жизни, а перекошенное от страха и мертвенно бледное лицо Жюля еще больше побледнело и позеленело от ужаса…
Несчастный не мог вымолвить ни слова.
Широко раскрытыми от страха глазами он смотрел на своих вчерашних дружков, сидевших на корточках и язвительно рассматривавших его.
— Ты нас слышишь, Жюль? — спросил Нибе.
— Сжальтесь!.. — прокричал пленник.
Но Нибе мало волновала подобная просьба.
— Он понимает, порядок! — сказал он. — Я за соблюдение формальностей. Я не захотел бы его судить, если бы он не смог защищаться. Таких вещей быть не должно!
И, оборачиваясь к своим дружкам, чтобы получить их одобрение, тюремный охранник продолжил:
— Борода, тебе слово! Давай!.. Объясни-ка нам, почему его судят! Скажи-ка нам, в чем его обвиняют…