— Наверное, ты права. Хотя, если бы кто-нибудь предоставил мне шанс стать таким, как ты и Ри, думаю, у меня не хватило бы мужества отказаться. Потом, твои чары не действуют на меня. Экран защищает меня от них; вот почему мы можем оставаться с тобой добрыми друзьями! Ты не можешь соблазнить меня… — Он сделал паузу и проказливо улыбнулся. — И ты не привлекаешь меня. Я предпочитаю другой тип. Ты слишком молода, в тебе много неопределенности и… пожалуйста, не обижайся… ты слишком неотшлифована.
Кейт фыркнула.
— Даже так? Неотшлифована? Ты задеваешь меня. Но теперь я заинтригована. И какой же тип женщин ты предпочитаешь? Наверное, ты отдал свое сердце какой-нибудь крошечной и нежной девчонке, хрупкой, с птичьими косточками, и робкой?
— Слава Водору Имришу за то, что он не назначил тебя подыскивать мне невесту. Нет, мой выбор всегда падал на… э-э… так сказать,
— Любила кусаться? — Кейт была заинтересована. — Подобные вещи сложно объяснить собственной мамочке.
— Должно быть, именно поэтому мужчины не рассказывают матерям о своей половой жизни. — Хасмаль уставился в пространство печальными глазами. — В вопросах любви для Аларисты не было никаких секретов.
Кейт фыркнула.
— Для кошки их тоже нет, но это отнюдь не делает ее идеальным партнером.
Откинувшись назад, Хасмаль опустил сапог на палубу и, поглядев Кейт в глаза, проговорил ровным голосом:
— Когда перестанешь убивать себя, пытаясь отказаться от единственного в мире человека, которого способна полюбить, тогда и будем обсуждать мои романтические привязанности. Ну а я тем временем сам разберусь, кто мне подходит, а кто нет.
Ри расхаживал по палубе в обществе Трева.
— Наш маршрут тревожит меня, — проговорил Трев.
— Почему? Он самый безопасный в это время года. Почти все пираты сидят в портах Манарканского побережья, ожидая окончания штормов, а чем ближе мы подойдем к берегу, тем ближе окажутся гавани, в которых можно укрыться от шквалов.
— Должен сказать тебе, что мы с Янфом проверили предзнаменования — так, как ты нас учил. И мы видели знаки, которые позволяют считать, что нам не следует даже приближаться к Калимекке. Опасно заходить и на Гофт.
Ри в изумлении посмотрел на друга. Он научил своих приятелей нескольким простым и безопасным магическим приемам, однако не подумал о том, что они могут заняться ворожбой без его присмотра. Но в самом деле — путь в открытом море после Тысячи Плясунов опасен, однако это может уберечь друзей от Калимекки и Гофта. И избавить от соблазна послать весточку родным. Своим семьям, которые, возможно, уже перебиты.
— Но ведь мы предполагали идти к Калимекке, — напомнил он.
— Я… мы… все мы считаем, что тебе не следует пытаться захватить Кейт вместе с ее трофеем при высадке. Мы полагаем, что всем нам придется отправиться туда, куда хочет она. В Брельст. Или даже еще дальше на юг. Знамения указывают в ту сторону.
Ри был потрясен. Неужели вы не хотите увидеть своих родных, хотелось спросить ему. Однако он промолчал: слишком велики были шансы на то, что их близкие уже мертвы.
— У меня была причина, побуждавшая к возвращению в Калимекку, — признал он, не поднимая глаз. Он даже подумать не мог о том, чтобы рассказать другу все, что следовало, глядя ему прямо в глаза.
Трев ждал. Молча ждал. И наконец произнес:
— Последнее время ты держишься весьма отстраненно, и я подумал, что у тебя завелась какая-то тайна.
И не одна, подумал Ри.
— Я хотел отвезти Зеркало на Поле Горшечника, что находится сразу за Южной Стеной. Там похоронен мой брат… его звали Каделлом. Ты не был с ним знаком. Дух его явился ко мне в ту ночь, когда мы покидали Калимекку. Он умер, когда я был еще мальчишкой. — Ри прикоснулся к медальону на своей груди — посмертному дару старшего брата. — Он был моим кумиром и другом… и Карнеем, как и я сам. В тот день его поймали в зверином обличье на улицах нашего города. Я до сих пор считаю, что брата предали мои кузены Криспин, Анвин и Эндрю. Каделла захватила городская стража. Его приволокли на Площадь Наказаний и публично пытали. Он не выдал своей Семьи; он вообще ничего не сказал. Поэтому парнисса изрек скорый приговор и приказал четвертовать его. Если бы он признался, не сомневаюсь — отца, мать и меня с сестрами ждала бы верная смерть. Однако никто не мог признать Каделла, а на нем самом не было ни одного украшения или герба, которые могли бы выдать Семью…
Ри снова взял в руку медальон, чувствуя, как в горле набухает комок.