Месть Демона

После нежданных визитов заснуть сразу не удалось, адреналин в крови бурлил, мне было немного страшновато, несмотря на то, что уже привык считать себя мертвым. Но одно дело теория, другое дело практика. Во мне, как и во всех других людях, инстинкты живут, в том числе и самосохранения.

Пришлось прочитать, как успокоительную мантру из кодекса самураев.

…Твоя воля выполнит свой долг. Если сможешь проследить свой путь с открытыми глазами, с умом, свободным от путаных мыслей, ты избежишь ошибок. Если потерпел фиаско в своих намерениях и расплачиваешься за неосмотрительность смертью — значит, твоя жизнь проведена бесцельно, но помни, смерть не роняет твоего достоинства…

Помогло, понемногу я успокоился, и стал даже подумывать о кровавой мести близнецам и Косте за бессонную ночь.

Хоть уже понимал, что если Перо меня ищет, то, значит, жить мне осталось недолго. Может, действительно только до утра… А это значило…

Ничего это не значило, кроме того, что моя жизнь подходит к концу, ничего я не успел в ней сделать. Много лет готовился к взрослой жизни, а когда повзрослел, стал готовиться к смерти, и вот она уже рядом, тихо дышит за дверью…

Но когда меня припирают к стенке, я же могу и выпустить на свободу свое второе «я»…

Я даже засмеялся, представив, что из этого может получиться. Выпустить зверя из клетки…

Они думают, что очень страшные, и их все боятся, но только потому, что незнакомы с моим вторым «я».

Если собрать всю информацию о нем, то выяснится много не очень забавных вещей. Я знал всё, и меня это никогда не радовало.

Мое второе «я» безжалостно. Нет, не так. Ему просто неизвестно, что такое жалость, оно вообще не имеет эмоций, а действует, руководствуясь только разумом и логикой. Людям обычно кажется, что так и надо действовать.

А на самом деле они не представляют себе, сколько в нас вложено ограничений. Мы не можем быть зверьми, безжалостными, беспощадными. Даже в самых худших из нас бывает, возникает чувство симпатии, сочувствия к людям, иногда жалости или брезгливости.

В моем втором «я» нет эмоций, а значит, и нет ограничений.

Оно рассматривает беспристрастно проблему, находит оптимальное решение, которое требует минимального количества затрат и исполняет его.

К сожалению, для него человеческая жизнь не имеет никакой цены. Если в задаче выясняется, что кто-то мешает, то почти мгновенно принимается решение об удалении этого препятствия.

Проще говоря, все так, как учил нас товарищ Сталин: «Нет человека — нет проблемы».

Мы никогда не задумываемся над тем, чем руководствуемся в разрешении своих жизненных ситуаций, а если задумаемся, то выясним, что нравственные ограничения вбиты глубоко в нас и достаточно жестко.

Именно они не позволяет нам убивать, и совсем не потому, что мы боимся возмездия, просто это является частью нашего понимания мира, а в нем ценность человеческой жизни находится выше всего остального.

Почему же тюрьмы забиты под завязку убийцами, и наши войны так кровавы?

Порог есть, но его можно перешагнуть. Тяжело убивать в первый раз, потом легче с каждым разом. Но всегда при этом требуются внутренние оправдания, даже самым жестким диктаторам и тиранам. А моему второму «я» никакие оправдания не нужны, оно даже не считает, что совершает что-то плохое…

Если взять всех, кто остался в памяти людей и в нашей истории, то окажется, что в основном этой чести удостоились одни кровавые убийцы. И чем больше смертей приписывается человеку, тем более почитаем потомками, и тем больше страниц в истории посвящено ему.

Можете проверить сами: Ганнибал, Македонский, Батый, Чингисхан, Наполеон — имена можно называть до бесконечности…

Почему все обстоит именно так? Я не знаю. Возможно, героем мы считаем тех, кто смог переступить через запреты? Тот, кого не интересовало, что в дальнейшем произойдет с его душой?

Так или иначе, история человечества — история войн, а в них лучший тот, кто убивает больше. Мой второе «я» из породы воинов, я это чувствую. То, что за ним пока не числилось убийств, ничего не значит.

В первый раз, когда оно появилось, то не убивало просто потому, что приняло другое решение — напугать моих недругов.

И надо признать, это было сделано мастерски. Больше они меня никогда не трогали, не смеялись надо мной и обходили стороной. А вместе с ними меня стало чураться половина города — людская молва разносится быстро.

Мне очень хотелось узнать, что произошло, и почему мои враги и друзья смотрят на меня с таким страхом. Пришлось идти на поклон каждому и, преодолевая их страх, пытаться разговорить.

Вот из бесед с каждым из них я и начал по-настоящему представлять, что такое мое второе «я».

Самое забавное состояло в том, что никто не смог объяснить, что же их так напугало во мне…

Говорили о холодном враждебном взгляде, констатирующем, бесстрастном, и в то же время равнодушно угрожающем. О чем-то, что исходило, казалось, прямо из глубины — какая-то ледяная, веявшая смертью эманация.

И было еще нечто, что они даже не могли объяснить, и найти хоть какое-то сравнение.