Кассий ощутил тревогу. Сколько раз она спала в его объятиях, даже после насилия, но всегда ее сон был иным − невесомым и безмятежным. Иногда, морально избитая и уснувшая в слезах, она все же улыбалась во сне и доверчиво прижималась ближе. А когда он оставил ее ночью одну и просто долго не мог уйти, словно охраняя сон своей девочки, испытал настоящее изумление, увидев, как ее рука ищущим движением скользила по кровати, обеспокоенная его отсутствием. На какую глубину бездны унижения он ее не опускал, никогда ее сон, единственное убежище, в котором она пряталась от всей его безумной жажды обладания, не был тревожным. Спящая, она улыбалась. А он боялся признаться сам себе, что готов был продать душу Лаки за такую улыбку, адресованную ему во время их близости.
Сейчас, когда ее душа понемногу успокоилась и оттаяла под ласковым теплом его нежности, ситуация изменилась с точностью до наоборот. Сон больше не был ее храмом и убежищем одновременно. Чувство вины сжигало мужчину, потому что он понимал, что именно его действия стали причиной ее ночных кошмаров.
Элика провела рукой по его груди. Легким, невесомым касанием, словно перышком, прижавшись еще ближе. Ее губы оказались так близко к его губам, что не понять мотива ее поступка было невозможно. Кассий нежно запечатал их поцелуем, теплым, успокаивающим, ощутив через несколько мгновений участившееся биение ее сердечка.
— Девочка моя... — радость и нежность затопили все его существо, вытесняя тревогу. — Мы уже сделали это трижды. Я просто не могу в это поверить!
Даже во тьме он ощутил, что она улыбается.
— Это предел?
Кассий не ответил. Просто вновь закрыл ее губы долгим поцелуем, накрывая своим телом, уже не удивляясь тому, как быстро его тело отреагировало на ее слова. Элика выгнулась навстречу, принимая его в себя полностью, отвечая на его движения в такт. Не прошло и трех минут, как ее тело напряглось в его руках, взрываясь очередным оргазмом, по своей силе не уступающим предыдущим…
В этот раз они так и уснули. Вместе, не размыкая объятий и ощущая друг друга.
А под утро его разбудил очередной душераздирающий крик девушки. Как он не тряс ее и не пытался вырвать из цепких лап враждебного сна, она не желала просыпаться. Умоляла оставить ее в покое и призывала смерть. Пришлось плеснуть в ее лицо водой, дабы остановить этот ужас.
Отдышавшись и доверчиво вцепившись в его плечи, Элика хрипло заверила, что все хорошо, и она не помнит ничего из своего сна. Кассий нежно гладил ее волосы, пока она вновь не заснула.
Боль затопила его вместе с отчаянием. Не замечать это дальше было просто невозможно. Грань оказалась перейденной.
Его жестокость, насилие над этой девочкой и попытка сломать ее суть... Все это не прошло бесследно. И, наверное, ему даже это удалось. Удалось сломать в ней личность.
Сны никогда не врут... Горло сжало стальной хваткой. Мужчины не плачут... Не сейчас. Не сейчас, потому что в этот момент он не должен поддаваться самобичеванию. Он нужен этой девочке как никогда. Потому что только он сможет вытащить ее из этого хаоса, в который сам же так беспечно свергнул...
Сжал ее в объятиях, прижавшись губами к виску, готовый выпить ее кошмар и дать чувство безопасности и защиты...
Тщетно.
Новая судорога страдания выгнула ее тело на постели, а отчаянный крик едва не разорвал его барабанные перепонки.
Сны никогда не врут...
Керра отложила в сторону гребень и плеснула в свою ладонь немного масла, чтобы скользящим движением втереть его в волосы подруги.
Элика закрыла глаза. Массирующие прикосновения гребня успокаивали, прогоняя эту непонятную тревогу, овладевшую ею под утро. Откуда взялись эти тревожные чувства?
Ночью ей было хорошо. Не просто хорошо, а волшебно. Впервые сознание вместе с рассудком удалились на кратковременный покой, а она даже не заметила их отсутствия. Пробудившаяся женская сущность не подчинялась никаким законам логики. То, что он заставил ее пережить, наверное, стоило всех мучений вместе взятых.
Когда ее тело взлетало ввысь к чертогам Криспиды, когда она неосознанно обвивала его ногами и толкала бедра вперед, стирались все грани. Наверное, все ее естество абсолютно принадлежало ему в этот момент, словно не было их жестокого противостояния и всей той боли и унижений, через которые он совсем недавно заставлял ее пройти. И стоило только выровнять дыхание после очередного непередаваемого оргазма, как непонятное равнодушие врывалось в воспаленное сознание.
Прохлада? Что ж, разве он здесь не для того, чтобы греть ее своим телом? В постели, по сути, она не по своей воле? Разве не для того, чтобы взять все удовольствие и заснуть умиротворенной?.. Цинизм вовсе не пугал, а наоборот, привносил непонятную ноту душевного подъема и неосознанного злорадства.