Месть

– И что, если горькие? – удивилась продавщица. – Мышей жалеете? Боитесь, что им не понравится?

– Ну… – попыталась выкрутиться я. – Если горькие, вдруг жрать не будут?

– А я не пробовала, уж извините! – отрезала продавщица. – И вам не советую!

И она засмеялась.

Мы тоже хихикнули – ну, чисто две дурочки!

– Возьмем порошок – так удобнее, – шепнула мне Верка.

В гости к новой жене Веркиного отца мы решили пойти днем, чтобы его не было дома.

Дверь нам открыла высокая и крупная женщина. Она была красива красотой броской и необычной. Какой-то цыганистой, что ли?

Чернющие волосы, очень черные глаза, большая грудь, крутые бедра и полные ноги.

Цветастый халат был полураспахнут, и вся эта пышная, горячая и изобильная красота вываливалась и выпирала наружу.

Женщина смотрела на нас не мигая.

– Здравствуйте! – пискнула Верка. – Я – Вера, а это – Наташа. Мы пришли к вам… познакомиться!

Женщина громко вздохнула, внимательно нас оглядела и, наконец, кивнула:

– Ну… проходите.

В голосе ее было большое сомнение: а стоит ли вообще впускать этих дур?

Мы осторожно прошли. В квартире было душно и пахло пряно: духами, пудрой, полиролью для мебели и жареным луком.

Жестом она предложила пройти на кухню.

В большой сковородке что-то шкворчало, в кастрюле кипело, чайник свистел, заполняя тесное помещение паром.

Мы сели. Кухня была оклеена яркими обоями в перламутровых розах. На потолке висела хрустальная люстра. На кухне? Да еще и в такой тесноте? Мы с Веркой переглянулись.

Кастрюли были красными, чайник – ярко-зеленый, клеенка – сиреневая, а занавески – оранжевые.

«И как она тут не сошла с ума?» – подумала я.

Женщина села напротив и уставилась на нас:

– Ну и что вы мне скажете?

Мы поежились под ее взглядом.

Верка нашлась.

– Вот, пришли познакомиться! – повторила она. – А то как-то… мой папа живет… ну, с вами! А мы незнакомы!

– Да? – удивилась она. – А ты что, страдаешь? Ну, что мы незнакомы?

Верка смутилась и пожала плечом.

– Ладно! – сказала хозяйка и прихлопнула ладонью по столу. – Пришли, так пришли.

Я увидела разноцветные кольца на ее крупных пальцах, сверкали камни – фиолетовые, малиновые и зеленые.

«Ну и вкус! – поразилась я. – Наверное, точно цыганка».

– Лилия, – нехотя представилась она. – Будете чай? Или кофе?

Мы захотели кофе: как-то это по-взрослому.

На кухне запах кофе, и он перебил остальные запахи.

Кофе она налила в крошечные чашечки. От него шел горячий пар и одуряющий запах. На поверхности дрожала густая светлая пенка.

Мы пили кофе, а хозяйка смотрела на нас.

Верка исподлобья бросала на меня беззащитные взгляды: что делать-то, а?

А что я могла ей сказать? Втайне я радовалась, что планы наши в очередной раз срывались.

Хотя эта Лилия симпатии не вызывала. И жалости тоже.

– А папа скоро придет? – вдруг спросила Верка.

Тут зазвонил телефон. Лилия схватила трубку в виде красной лаковой туфли на каблуке – скользкую, дурацкую, пошлую и неудобную – и посмотрела на нас.

– Слушайте, девочки! Если вы ждете папу, – она усмехнулась, – так подождите в комнате! А то у меня дел по горло!

У Верки загорелись глаза. Я вздохнула.

Мы пошли в комнату. Комната поражала сверканием: обои с золотом, картины в золоченых рамах, витрина с фигурками, пузатые вазы с искусственными цветами. Гипсовые ангелочки, и снова хрустальная люстра – куда больше, чем ее кухонная сестрица!

В общем, безвкусица, мещанство и ужас! Мы с Веркой снова переглянулись.

Пышная Лилия удалилась на кухню.

Верка вскочила и бросилась в смежную комнату.

– Спальня! – шепнула она и достала из кармана пакетик с крысиной отравой.

– Стой на шухере! – кивнула мне подруга.

Верка нырнула в спальню и вышла через пару минут, счастливая и удовлетворенная.

На ее лице горели красные пятна.

Она мне кивнула: готово!

– Ну, пошли? – спросила она. – Больше нам здесь делать нечего!

Из прихожей Верка выкрикнула:

– До свидания! Зайдем как-нибудь в следующий раз!

Лилия показалась в дверном проеме. Усмехнулась недобро и вяло кивнула:

– Ну, что? Познакомились?

Мы с Веркой выкатились за дверь, выскочили из подъезда и почему-то побежали. Бежали мы долго, минут пятнадцать. Запыхавшись, остановились.

– Ну, что? – спросила я. – Удалось?

Верка кивнула:

– Рассыпала, да! Под кровать, под тумбочку и под ковер!

– Ну, и что будет? – я сомневалась в успехе.

– Надышится и окочурится! – уверенно ответила подруга.

– А отец? – спросила я.

Верка махнула рукой:

– Туда ему и дорога!

Мне стало страшно. По-моему, Верка храбрилась.

– Как он мог, – сказала я, – связаться с этой вульгарной Вороной! Она на ворону похожа – черная, толстая и блестящая! И это после твоей мамы! А, Вер?

Верка молчала. А потом ответила:

– А я его поняла! Мама такая безмолвная, такая… бесплотная. Тщедушная, слабая. Бесцветная. А эта… эта огонь! Гром среди ясного неба. Видела, как сверкает глазами? И сиськи какие!

Честно признаться, я не поняла ничего. Тогда не поняла. Поняла только потом, довольно много лет спустя. Когда уже вовсю звучали слова «секс» и «сексуальность». Ворона действительно была притягательна! При всей ее грубости и вульгарности жизнь в ней била ключом. От нее словно шел жар, как от ее чайника.