Мессир Константин. Дом колдуна (СИ)

Двигатель грозно взвыл, когда Глеб выжал педаль газа вообще на максимум. Да блин, экстремал хренов!

— Смерти моей хочешь?

— Ты же знаешь, не хочу, — отозвался друг, — поэтому и гоню!

— Какая же у тебя раздолбанная логика!

— Какая есть! — парировал он.

Все — слова мне тратить надоело. Не понимаешь по-хорошему, поймешь по-простому. Пусть свою душу из-за твоей я почти не чувствовал, зато твою ощущал прекрасно — и сейчас мне ничего не мешало на нее хорошенько надавить. Следом его нога послушно дернулась и нажала на тормоз, сбавляя скорость.

— Понял, понял, — мигом отреагировал Глеб, замедляясь уже и сам. — А тебе нечего силы тратить, и так выглядишь как труп!

Я и чувствовал себя примерно так же. Хотя не тебе, конечно, про трупы говорить.

Пейзаж за окном тем временем сменился: и теперь, насколько хватало глаз, все пространство занимали щедро засеянные поля. А вдалеке виднелись мощные белоснежные стены Павловского молочного комбината — нашей семейной гордости. Да, пусть мы и не были аристократами в черти каком колене, зато карман не опустевал.

Что отлично демонстрировало село Павловка — часть обширного семейного поместья Павловских. Все дороги были отлично уложены, по обе стороны мелькали крепкие коттеджные домики. Во всем чувствовались достаток и уют — потому что у всего вокруг был добрый хозяин. И хотя крепостное право уже давно сменил вольный найм, поселяне сами в знак уважения называли отца Глеба барином — традиции из людей так легко не выкинуть.

Смартфон в кармане задергался, уведомляя о новом сообщении. Однако прочитать его мне не удалось — оно было удалено сразу же после отправки. И теперь в окошке непрерывно мигал значок, извещая, что дядя Николай пишет новый текст. Пишет и стирает, и снова пишет, и снова стирает — что же такое важное он хочет мне сказать, что не может подобрать слов? С этим у него обычно нет проблем.

Пока следил, как дядя набирает свое бесконечное сообщение, я и не заметил, что машина съехала на обочину и остановилась. Глеб молча повернулся ко мне, весь какой-то растерянный.

— Почему встал? — спросил я.

Не говоря ни слова, он протянул мне свой смартфон. На экране горели два сообщения от его отца — явно отправленные в перерывах между его потугами что-то написать мне. Оба лаконичные — всего на пару слов. Первое:

“Костя с тобой?”

А следом еще одно:

“Дядя умер.”

И все — всего два слова. Большего и не надо — дядя был всего один. В памяти непрошеными образами всплыли жесткие темные волосы, равнодушный взгляд холодных черных глаз и чуть хрипловатый резкий голос.

Ты — жалкое разочарование…

Взаимно.

— Какая трагедия, — сухо заметил я, возвращая другу смартфон.

— Ты точно не расстроен? — осторожно уточнил Глеб.

— Чем? Да я его толком и не знал.

В окошке чата моего смартфона снова мигал значок — дядя Николай опять набирал и опять стирал слова. Хотя мог бы и мне прислать то же самое. Что бы изменилось?

Я отправил сообщение сам.

“Я уже знаю.”

На долю мгновения в чате наступила тишина. А затем пришел ответ — на этот раз слова у него нашлись легко. Держу пари, он даже выдохнул.

“Срочно приезжайте домой. Есть разговор.”

Глеб, молча косившийся на мой экран, тут же завел двигатель, и машина вновь продолжила путь. Стараясь меня больше не раздражать, он ехал осторожно и уже не разгонялся. Я же закрыл глаза, только сейчас поняв, что теперь он умер окончательно. И кажется, уже зная, о чем будет разговор. В тех кругах, где он вращался, дела делались быстро. И то, что ему принадлежало, оставлять без хозяина было нельзя.

Ep. 03. Дом колдуна (III)

Все вокруг уже затянула вечерняя мгла, когда наш внедорожник подъехал к семейной усадьбе Павловских — роскошному трехэтажному особняку с золотыми барельефами на окнах. Дядя Николай даже не скрывал, что, когда делал ремонт, вдохновлялся Зимним дворцом. Кто же не хочет жить во дворце?

В сопровождении заметно притихшего Глеба я сразу направился к хозяину дома, отложив прием скверны на потом. Больше тошнить от этого вечера уже все равно не сможет. Дядин кабинет находился на последнем этаже в самом центре здания, выходя окнами на все владения. Дядя Николай любил видеть все, что ему принадлежит. Кто за это осудит?

Массивная дверь, которую хозяин обычно запирал, сейчас, словно в ожидании, была приоткрыта. В белоснежном кожаном кресле за дубовым столом сидел отец Глеба — чуть более строгий и мрачный чем обычно. В кресле попроще расположился его поверенный, и оба нетерпеливо гипнотизировали дверь. И оба вскочили, как только я переступил порог, как будто пришел какой-нибудь важный чин. Или это они так пытаются подчеркнуть исключительный трагизм момента? Я знал, что дядя Николай скажет еще до того, как он начнет — в каком-то смысле он был предсказуем.

— Мои соболезнования, — коротко выдохнул он.

— А вы мои, — кивнул я в ответ.