Дункан уже начинал усматривать в подобной смерти изысканность: умереть, не оставив следа…
Вдруг припомнились слова – ритуальные фразы лейтенанта федайкинов, расставлявшего караул возле колыбели детей Муад’Диба.
– Да будет караульный офицер помнить долг…
Напыщенное пустословие возмущало его. Власть совратила фрименов, как она совращала любого. В Пустыне умирал человек, великий человек, но речи продолжались… продолжались.
Вздрогнув, Айдахо очнулся от неподвижной задумчивости.
Мгновение несостоявшегося погружения задержалось в его памяти. Анализируя, Дункан ощущал, что жизнь его становится больше самой Вселенной. Пусть истинная плоть его оставалась в изумрудной пещере конечного бытия, но бесконечное все же посетило ее.
Айдахо встал. Он чувствовал, что Пустыня очистила его душу. Ветер поднимал песок, шуршал им по листьям сада. В ночном воздухе запахло сухой и колючей пылью. Полы его плаща хлопали в такт внезапным порывам ветра.
Где-то там, на просторах Пустыни бушевала мать-буря, вздымая шипящие вихри пыли… исполинский песчаный червь обретал силу, способную отделить плоть от костей.
Эта дзенсуннитская мысль прохладной водой омыла его разум. Он знал – Пауль не остановится на пути. Атрейдес не может полностью покориться судьбе, даже представляя ее неизбежность во всей полноте.
И в пророческом порыве Айдахо подумал, что люди грядущего будут говорить о жизни Пауля, как о воде. Пусть вся жизнь его утопала в пыли – вода всюду будет сопутствовать памяти о нем.
За спиною Айдахо кто-то кашлянул.
Айдахо повернулся, увидел Стилгара на мостике через арык.
– Его никогда не найдут, – проговорил Стилгар, – но потом – разыщет каждый.
– Пустыня забирает его, делает из него бога, – отвечал Айдахо. – И все же он был здесь чужаком. Он принес на эту планету чуждую ей воду.
– У Пустыни свои законы, – возразил Стилгар. – Мы приветствовали его, назвали своим Махди, своим Муад’Дибом, дали ему тайное имя – Основа Столпа, Усул.
– И все же он не был рожден фрименом.
– Это ничего не меняет, он стал нашим – и стал окончательно. – Стилгар положил руку на плечо Айдахо. – Все мы, люди, чужаки в этом мире. Так, старый друг?
– Ты у нас мудрец, Стил, а? Глубокая мысль…
– По мне – достаточно глубокая. В своих скитаниях мы загадили всю Вселенную. Муад’Диб дал нам хоть что-то чистое. Люди запомнят джихад его уже хотя бы за это.
– Он не сдастся Пустыне, – уверенно проговорил Айдахо. – Да, не сдастся, пусть он и слеп. Он человек чести и принципа. Таким его воспитывали Атрейдесы.
– И вода его выльется на песок, – проговорил Стилгар. – Идем, – он мягко потянул за собой Айдахо. – Алия вернулась и спрашивает тебя.
– Она была с тобой в сиетче Макаб?
– Да, – помогала кнутом сгонять в караван размякших наибов. Теперь они повинуются ее приказам… как и я сам.
– Каким приказам?
– Она распорядилась казнить предателей.
Превозмогая головокружение, Айдахо поднял глаза на утес.
– Каких предателей?
– Гильдиера, Преподобную Мать Мохийам, Корбу… еще кое-кого.
– И ты убил Преподобную Мать?
– Да. Муад’Диб распорядился, чтобы этого не делали, – он пожал плечами, – но я ослушался его, и Алия знала, что я так и поступлю.
Айдахо вновь поглядел в Пустыню, ощущая себя целостной личностью, способной разглядеть все, что создано Паулем.
– Алия… – проговорил Стилгар, снова откашливаясь, – ей нужны твои утешения.
– Значит, она и есть правительство, – пробормотал Айдахо.
– Регент, не более того.
– «Фортуна проходит повсюду» – так говорил ее отец, – пробормотал Айдахо.
– Все мы вступаем в сделку с завтрашним днем, – молвил Стилгар. – Ты идешь? Ты нужен там, – в голосе его слышалась неловкость. – Она… расстроена. То ругает брата, то плачет.
– Я скоро приду, – пообещал Айдахо. Он слушал, как удалялись шаги Стилгара. Потом встал, обратил лицо к ветру, и песчинки забарабанили по дистикомбу.