Мессия

«Ишь шпарит как по писаному», — думает Дункан. Слова Энди буквально впечатались мальчишке в сознание.

— Папа, а что это за проволочки такие, бюрократические? — интересуется Сэм, снова превращаясь из попугая в любопытного девятилетнего мальчишку. — И как можно потонуть в проволоке?

— Речь не о проволочках, — Дункан меняет ударение, — а о проволочках. Когда время тянут. То есть бюрократия не со всеми вопросами разбирается так быстро, как бы хотелось.

— А что такое бюрократия?

— Ну… в общем, это система управления. У нас есть правительство, в нем разные департаменты, которые управляют школами, больницами, ну и так далее. А есть экстренные службы — полиция, пожарные, «скорая помощь». Все это нужно, чтобы поддерживать в стране порядок. Но в данном случае Энди, надо полагать, имеет в виду не бюрократию в целом, а процедуры и правила, касающиеся полиции. Есть много законов, в которых говорится, что можно делать, а чего нельзя. Законы гарантируют, что каждый попавший в беду может получить помощь. Однако и оказываться она должна не как придется, а так, как положено по законам. А поскольку законов много, то тем, кто их исполняет, не всегда удается быстро разобраться, что к чему.

— Вот оно что.

Они снова погружаются в молчание. Впереди, на перекрестке, зажигается зеленый свет, и машины малость сдвигаются вперед. Сэм заговаривает снова:

— А это правда, папа? Насчет жертв?

— Я не знаю. Если кто-то считает, что его обидели, то существуют способы пожаловаться на полицию, и они всем хорошо известны. Мы же, со своей стороны, стараемся обращаться со всеми так, чтобы и повода для жалоб не было.

Наконец им удается выбраться с шоссе на боковые, не так запруженные транспортом улицы, по сторонам которых элитные строения еще не вытеснили множество муниципальных коробок. Десять лет тому назад Сток-Ньюингтон был всего лишь одним из захудалых спальных районов, но теперь упорно облагораживается, следуя за Айлингтоном и Бэйсуотером.

Дункан сворачивает налево, на Эверинг-роуд, где живут Хелен с Энди. Он паркует машину на углу, самом близком к их дому, и смотрит на сына.

— Мы хорошо провели выходные, Сэм.

Мальчик не отвечает — он глядит через правое плечо Дункана.

— Вон мама, — говорит Сэм.

Хелен стоит у парадной двери, сложив руки. Очевидно, сверяется с часами, чтобы убедиться в том, что Дункан не нарушил уговора. Сорок восемь часов, с шести до шести, с пятницы до воскресенья. Ни минуты больше. Хелен и Дункан, когда-то без памяти влюбленные друг в друга, ведут себя как заводские рабочие, работающие посменно. С шести до шести. А потом следует ночь с воскресенья на понедельник, еще более одинокая из-за того, что недавно эту пустоту заполнял Сэм. Дункан рад бы удержать сына при себе подольше, но свято блюдет договор, потому что знает: нарушение повлечет за собой больше проблем, чем оно того стоит.

Сэм выходит из машины и спешит через дорогу, чтобы обнять мать. Родители Сэма ведут себя цивилизованно в его присутствии. Всегда.

Дункан вылезает следом за сыном и поднимает взгляд на дом. Парадная дверь открыта, но Энди не видно.

Хелен выпускает Сэма из объятий и внимательно оглядывает его. На присутствие бывшего мужа она не реагирует никак, даже не здоровается.

— Хорошо провел выходные? — спрашивает она сына.

— Да, спасибо.

— Чем занимался?

— Мы ездили в развлекательный центр, на Квинс-вэй. Там все есть — и ролики, и боулинг, и видеоигр полным-полно. Было здорово!

Дункан улыбается.

— Ага. В одной игре мы получили главный приз.

Хелен смотрит на Сэма глазами, полными любви и тепла. Но когда переводит взгляд на Дункана, ни того ни другого в них не остается.

— Ладно, Дункан, спасибо, что привез мальчика вовремя. Ты, надо полагать, спешишь?

«А ты, надо полагать, хочешь, чтобы я убрался отсюда, да поскорее», — думает Дункан.

— Вообще-то, Хелен, мне бы хотелось кое-что с тобой обсудить.

Он знает, что она не откажет, особенно в присутствии Сэма. Хелен прекрасно понимает этот маневр и бросает на него взгляд, полный неприкрытой злобы.

— Сэм, мы с папой хотим кое-что прояснить. Хочешь забежать внутрь и взять себе кока-колу или еще что-нибудь? Я мигом, поговорю с папой, и к тебе.

Они воображают, будто щадят его, но Сэм-то прекрасно изучил своих родителей и видит, что назревает ссора. Мальчик отстраняется от Хелен и неловко, смущенно обнимает Дункана за пояс.

— Пока, папа. До встречи.

— Увидимся.

Отец пробегает пятерней по голове сына, и тот, со взъерошенными волосами, взбегает по ступенькам к двери. Он еще не пропал из виду, а Хелен уже шипит:

— Ну, что еще у тебя?

— Что твой Энди внушает нашему Сэму?

— Насчет чего?

Дункан имитирует голос записного разглагольствующего либерала:

— Брутальность полиции возрастает, но большинство пострадавших не жалуются, потому что люди слишком напуганы или считают, что их жалобы все равно потонут в бюрократических проволочках.

— Брутальность полиции?

— Да. Это именно те слова, которые употребил Сэм. Много ты знаешь девятилетних мальчишек, способных выдать такую фразу? Что еще говорит ему Энди?