Мессия

Маленький паб рядом с Кенсингтон-Черч-стрит, где они так основательно набрались, представляет собой в их глазах оплот нормальной человеческой жизни, находящийся всего в четверти мили от искаженного мирка Церкви Нового Тысячелетия с ее тоталитарным устройством. Израэль обладает такой властью над умами и сердцами людей, верящих в его божественность, что в его воле заставить их совершить что угодно. Он властен даже над их жизнью и смертью, как Серебряный Язык.

За исключением того, конечно, что Израэль не Серебряный Язык. Собственно говоря, после того как он хлопнулся в обморок, дальнейший допрос потерял всякий смысл. Порез на руке Джеза был в дюйм длиной, и кровотечение прекратилось в считанные минуты, Израэль же отреагировал на это так, будто Джез вскрыл перед ним вены. А на местах преступлений пролились реки крови. Реки!

Человек с такой сильной реакцией на крохотный порез никак не мог быть тем, кого они ищут. Ну а если Израэль действительно страдает гемофилией, то это еще одна причина, по которой он не может быть Серебряным Языком. Самый сильный и самонадеянный человек не может исключить вероятность того, что его жертва, сопротивляясь, нанесет ему хотя бы легкую рану, а для страдающего несвертываемостью крови любая царапина смертельно опасна.

Правда, когда Израэль пришел в себя, они все равно допросили его, в соответствии с положенной процедурой.

— Вы знаете, что вы делали в такие-то и такие-то ночи, сэр?

Разумеется, чтобы отчитаться за все даты, Израэлю требуется свериться с дневником, но он с ходу отвечает, что первые два месяца из интересующего их периода провел в Соединенных Штатах.

— Вы можете это доказать, сэр?

— Да, конечно. Вот здесь, в моем паспорте. Отметка о прибытии, аэропорт Кеннеди, восемнадцатое апреля девяносто восьмого года. А вот и отбытие, через аэропорт О'Хара, девятого мая того же года. С субботы по субботу, ровно три недели.

— Большое спасибо, сэр. Просим прощения за беспокойство.

В результате Израэль даже не опоздал на трапезу со своими приверженцами. Правда, у Кейт и Джеза возникла мысль о том, не является ли исполнителем убийств кто-нибудь из паствы, делающий это по велению Израэля. Идея казалась смехотворной по причине кротости и покорности членов секты. В любом случае эту версию можно будет проверить и в понедельник утром.

После завершения той провальной беседы Джез с Кейт угнездились в уголке паба «Слон и замок» в окружении обтекающей их приливами и отливами пятничной толпы. Их разговор хоть и не затрагивает это дело напрямую, но вертится вокруг да около, в постоянной готовности быстро вернуться к теме, которая навязчиво не отпускает их уже на протяжении шести месяцев. Они говорят о душевном состоянии Реда и его консультациях, после чего переходят к обсуждению психотерапии как таковой; оба сходятся во мнении, что характерная для британцев антипатия к психотерапевтам лишает людей с реальными проблемами возможности выговориться. Это приводит их к роли самаритян, возвращает к убийству Джуда и снова к общим вопросам, связанным с суверенностью личности и анонимностью.

Кейт возвращается с выпивкой: пивом для Джеза, водкой с тоником для себя. Когда она ставит бокал на стол, пиво слегка расплескивается.

— Тут, на днях, Ред сказал мне нечто забавное, — говорит Кейт.

— Что?

— На днях… я имею в виду несколько месяцев тому назад. Еще летом.

— И что он сказал?

— Он спросил, нет ли между нами особых отношений.

— Между кем это «нами»?

— Между мной и тобой.

— И что ты сказала?

Кейт ищет ответа в своем бокале. Прозрачность водки тронута желтизной лимона.

— Не помню. Да и не важно.

Смелости начать этот разговор у нее хватило, но теперь решимости поубавилось.

— Нет уж, выкладывай, Кейт. Теперь отступать поздно. Что ты сказала?

— Я все отрицала.

— И он тебе поверил?

— Не знаю.

Джез цедит пиво, поглядывая на нее над ободком бокала.

— Он, наверное, знает, что у тебя есть приятель?

— Конечно знает. Но все же…

— Что «все же»?

— Ну, это же явление распространенное, верно?

— Что?

— Отношения на работе.

— Верно.

— Не то чтобы мы были первыми людьми в истории Скотланд-Ярда, между которыми… возникли неслужебные отношения.

— Внеслужебные, Кейт. Не «не», а «вне».

Она смеется.

Нужно перейти Рубикон. Карты выложены на стол, но все еще лежат рубашкой вверх. На этой стадии еще можно отступить, так что ничья гордость не пострадает. Повисает пауза.

Кейт решается.

— В общем, — произносит она, — это сейчас говорит пиво…

— Водка.

— Ну да. — Она хихикает. — Водка. Я знаю, что это говорит водка, но все равно хочу сказать, что ты чертовски привлекательный малый. Мне… правда хочется тебя поцеловать. О Господи. Ты заставляешь меня чувствовать себя девчонкой.

— У тебя же есть парень, — мягко напоминает он.

— Я знаю. Но это заглохло, Джез.

— И кем ты видишь меня? Легкой поживой?

— Джез, не говори так. Ты не знаешь, ты не можешь знать, как много я думаю о тебе, как высоко ценю. Ты одно, а Дэвид совсем другое, и то, как я к тебе отношусь, не имеет ничего общего с тем, как я отношусь к нему. Но то, что ты только что сказал… Это оскорбительно для нас обоих.

Джез встает.