Мессианское наследие

Наиболее выразительная характеристика той эпохи — возникновение и развитие такого явления, которое теперь получило название «общества потребления». Однако те ценности, на которых зиждилась вся система «общества потребления», представляли собой ценности исключительно временного порядка, будучи явным эквивалентом концепции «планового морального устаревания». Они никогда не преподносились и не навязывались в качестве неких абсолютных ценностей. Они, что вполне естественно, не давали ответа на основные вопросы о смысле бытия. Главный идеал этого периода выражает крылатая фраза «все нормально» — что на практике означает тяготение к некому установленному единообразию. Все «аномальное» и «ненормальное», включая попытки удовлетворения более глубоких внутренних потребностей — религиозные искания или опыт, нервные срывы и неврозы, и даже простое отклонение от общепризнанных мнений — подвергались осуждению и гонению как заведомо патологические извращения.

Наиболее значительным приближением к осознанию смысла и цели существования в тот период явилась идеология так называемой «холодной войны». Для таких людей, как сенатор Джозеф Маккарти, для Запада смысл и цель существования заключались в том, чтобы стать незыблемым «бастионом в борьбе с коммунизмом». Другими словами, Запад твердо решил утвердить свои ценности путем отталкивания от противоположного, не дав себе труда до конца выяснить — а что же представляет собой эта противоположность. В результате коммунизм все более и более становился синонимом наиболее мрачных извращений — то есть заведомой «аномалией». Сегодня, в ретроспективе, все эти декларации выглядят детскими и наивными. Но за всем этим стояла пугающая пустота. В самом деле, недостаточно знать, чему ты противостоишь. Важнее понимать, чтоты отстаиваешь и защищаешь. Характеризовать себя как бастион, противостоящий чему-то такому, чья сущность не вполне ясна — это весьма и весьма шаткий фундамент для построения общества и осознания смысла его существования. И тем не менее именно это предлагалось в качестве единственного обоснования новой суррогатной веры — материализма, ориентированного на потребление. В послевоенной цивилизации Запада попросту не было позитивной созидательной энергии, вообще ничего, что можно было бы поставить в один ряд со всеобъемлющим порядком и смыслом бытия.

К середине 1960-х гг. на Западе воцарился духовный хаос, и все ценности, каковы бы они ни были, оказались дискредитированы. Националистические движения, возникшие по всему миру, начали все более и более активно апеллировать к массовому сознанию, бросая вызов утверждению, что западное общество — «самое-самое лучшее». Убийства Джона и Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга нанесли тягостную травму не только Америке, но и всему западному миру, продемонстрировав шаткость и сомнительность природы существующих общественных структур. Молодое поколение подняло бунт, отвергая убеждения и ценности своих родителей, провозглашая полное разочарование в материализме и сознательно выпячивая всевозможную «аномальность» и инакость как источник истинности бытия. «Аномальность» перестала восприниматься как ненормальность, превратившись в оригинальность, проявление творческой индивидуальности, средство самовыражения. Разного рода общественные волнения, от движения за гражданские права и против войны во Вьетнаме, развернутого в Соединенных Штатах, до студенческих беспорядков в Париже в 1968 г., наглядно продемонстрировали всему миру хрупкость и пустоту материалистического общества потребления. Идеал, возникший в послевоенный период, оказался немногим более прочным, чем новое одеяние императора.

Теперь, как и в период между двумя мировыми войнами, западное общество вновь погрузилось в пучину неопределенности, неясности целей. Вновь напомнил о себе лозунг «все относительно». Вновь оказалось, что у общества нет четкого направления движения и развития, если не считать туманной формулы, что надо каким-то образом «пробиться» и выжить. И эти средства трансформировались в цели. Вновь, в который уже раз, возник кризис утраты смысла. Чувство смятения и паники стало еще более острым под воздействием трех факторов, которые ранее вообще не фигурировали в прогнозах на будущее. Один из этих факторов — надвигающаяся угроза перенаселенности, которая с каждым десятилетием становилась все более острой. Второй — не менее серьезная угроза разрушения среды обитания человека в результате индустриального роста и ухудшения экологии. Наконец, третий фактор — перспектива ядерного холокоста. Эти три мрачные перспективы отбрасывали зловещую тень на всю нашу жизнь — тень, которая омрачала, если не сводила на нет нашу веру в будущее. А без веры в будущее мы обречены влачить сумрачное существование в настоящем. Оказавшись запертыми в клетке настоящего, мы начали предъявлять ему все более и более строгий счет. И оно, естественно, не смогло достойно ответить на наши запросы.