Читаем Мессалина полностью

— Нет.

— Хм, странно. Консула Цецину Пета я приговариваю к смерти, пусть сам убьёт себя, остальных в пожизненное рабство на земляные работы. Ты не согласен?

— Нет, я считаю это справедливым. Только вы забыли Юнию, жену Скрибониана. Какое ей наказание?

— Император не воюет с женщинами.

Нарцисс вернулся и объявил приговор. Юния не смогла сдержать слез радости. Рядом с консулом Петом стояла Аррия. Когда советник отказался взять её с собой, она наняла рыбацкое судёнышко и кинулась следом за мужем. Прибыла в Рим лишь на три часа позже. Консульша отважно выслушала приговор, ни один мускул не дрогнул на её лице, хотя сам Цецина дёрнулся, губы у него задрожали, он вытянул голову, точно ожидая, что вернётся Клавдий и объявит помилование. Поняв же, что этого не будет, он шумно задышал, лицо стало серым.

Юния, жена Скрибониана, подошла к Аррии, взяла её за руку, выражая ей своё сочувствие.

— Мужайтесь, моя дорогая! Боги, видимо, хотят испытать наши души на прочность, принеся такое горе. Мы были вместе в радости, будем вместе и перед нашествием беды... — Юния хотела продолжить, но Аррия её оборвала.

— Ты хочешь, чтоб я тебя слушала или говорила с тобой?! — воскликнула она. — У тебя на глазах убили мужа, а ты смеешь продолжать жить и радоваться тому, что сия чаша тебя миновала?! Не хочу даже смотреть на тебя!

Аррия выдернула руку и, поддерживая мужа, вышла с ним из дворца. Остальных охрана отвела в подвал, чтобы завтра переправить в Остию на строительство гавани.

Нарцисс вернулся в кабинет к Клавдию.

— Всё исполнено, как вы и приказывали, — доложил он. — Может быть, у дома Цецины Пета выставить охрану?

— Зачем? — не понял Клавдий.

— А вдруг сбежит?

Клавдий грустно улыбнулся, взглянув на советника:

— Цецина Пет является консулом не одно десятилетие. И знает, что он должен сделать, иначе покроет своё имя позором. А это хуже смерти, — изрёк он, разглядывая рисунки на полях письма. — Девяносто семь лет назад Цезарь покорил кельтов, живущих на острове Британия. Ныне они опять вышли из нашего подчинения, а я бы не хотел терять те завоевания, которые были сделаны им. Подумай, кто мог бы снова покорить кельтов. Это контроль над проливами. И откладывать сей шаг не стоит...

Клавдий выдержал паузу, а у Нарцисса вмиг воспалилось воображение: он героически побеждает кельтов, присоединяет Британию, все говорят о нём как о втором Цезаре, его профиль чеканится на британских монетах, Мессалина в восхищении, ибо в кого ей влюбляться, как не в великого полководца. Одним шагом, одним ударом он одерживает победу над всеми, не говоря уже о сенате, где имя Нарцисса будет вписано золотыми буквами в историю великих завоеваний, и он фактический властитель империи, а самая красивая женщина у его ног. От этих фантазий у грека даже закружилась голова.

— Можно я сам поведу войска, ваше величество? — Советник даже поднялся, ощущая торжественность момента.

— Ты?.. — Клавдий удивился. — Я ценю твой ум, но тут нужны ещё и воинские доблести. Владеть мечом, копьём, щитом...

— Я справлюсь, ваше величество, — мягко перебил правителя Нарцисс. — Когорты поведут полководцы, общую стратегию мы диктовать врагу будем вместе, так что урона боевой мощи войскам я не нанесу, а вот помощь в выработке тактики я окажу, ибо умею придумывать всякие затейливые ходы. Да взять хотя бы мятеж в Иллирии! Я подавил его в один день и привёз на ваш суд всех зачинщиков! Разве это не подтверждает мои способности?

Последний довод произвёл впечатление на правителя. С мятежом в Иллирии советник справился без труда.

— Ну что ж, я не против, — осторожно выговорил император и неожиданно улыбнулся: — У меня тоже большая радость, которую я не могу скрывать: моя Валерия-Юнона снова беременна. Я даже не ожидал. Она только начала приходить в себя после рождения дочери. Бедняжка даже расстроилась...

Это известие оглушило Нарцисса. Он попытался улыбнуться, чтобы порадоваться и поздравить правителя, но улыбка съехала с лица.

— Ты чем-то расстроен?

— Нет-нет, я счастлив, — торопливо заговорил советник. — У вашего величества появилась надежда обрести наследника!

— Я тоже об этом думаю, — сказал Клавдий. — Если это случится, я стану самым счастливым человеком на свете.

— И я тоже, — помедлив, добавил Нарцисс.

На следующий день Метелл сообщил Нарциссу, что Цецина и его Аррия покончили с собой. Аррия вошла к мужу, выхватила у него из-за пояса кинжал, наставила на себя и сказала: «Сделай, Пет, вот так!» — и с силой, до конца вонзила его в свой живот. Потом выдернула окровавленный клинок, подала мужу и, улыбнувшись, прошептала: «Пет, это совсем не больно».

<p><strong>8</strong></p>

Мнестер был удручён смертью Калигулы. Мармилий Аппий, сочинявший для него фарсы, предложил поехать на юг Италии, в Кампанию, где полно вилл римских богачей, отдыхающих там в это время, и нетрудно будет договориться выступить перед ними со сценками из жизни Сапожка. Последнего мало кто любил — и все будут рады посмеяться над его сумасбродствами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовь и власть

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза