Месс-Менд

— Коли вы говорите правду, я бы вам присоветовал задержать вашего убийцу в бочке, покуда вы не получите бланка.

— Легко сказать! – плачущим голосом ответил Дурке. –

Он не огурец. Я не могу его засолить.

— Стой, братцы, – вскрикнул другой железнодорожник,

– мне пришла мысль! Фирма Лурзе отправляет сегодня в

Эльберфельд партию бочек с клеем, точь-в-точь этакого размера. Они стоят на восьмой платформе, совсем недалеко. Обменяем их бочку на эту, пусть она съездит в Эльберфельд, а когда дело выяснится, сдадим владельцу настоящую.

— Правильно, вы выиграете не меньше как сутки, –

поддержали другие железнодорожники, – за сутки он и с голоду не умрет, разве что малость обмякнет. Только уж вы поторапливайтесь с бланком-то.

— Молодцы! Правосудие вас наградит! – радостно изрек

Дурке, – Я немедленно запишу ваши имена. Делайте, как сказали. Поставьте на бочке пометку.

С этими словами он вынул записную книжку, внес в нее имена железнодорожников и бегом пустился на телеграф для того, чтоб отправить Дубиндусу следующую депешу:

«Едем убийцей Эльберфельд Срочно вышлите

бланк аресте творю чудеса ловкости Дурке».

Как только он убежал из депо, железнодорожники взглянули друг на друга и разразились неистовым хохотом.

— Ведь бывает же, о-хо-хо, бывает же... – стонал один.

— Пойти сказать в мастерские... – вопил другой. – Пущай придут помогать. Этакое удовольствие нечасто случается!

Через десять минут рабочие железнодорожных мастерских усердно занялись оборудованием втулки. Когда

она была готова, они натаскали полный комплект голубых брошюр, свернули их в трубочки и одну за другой отправили вслед за владельцем.

— В течение суток, – подмигнул старый рабочий, –

пользительность духовной пищи выяснится для него как нельзя больше, особенно если она будет единственной.

Бочку вкатили на тележку, живо свезли на восьмую платформу – обменяли на настоящую и поставили номер: Что же касается пометки, то они сочли вполне достаточным вместо требуемого слова gummi ошибочно поставить dummi5, – и дело было сработано начисто.

Дурке, уведомленный о ходе вещей, явился к отходу поезда и сунул кондуктору полицейский билет. Вторично перед ним было раскрыто купе, на этот раз третьего класса, рядом с товарным вагоном. Дурке сел на одно место, ноги положил на другое, шляпу на третье, платок на четвертое и, вздохнув полной грудью, извлек из кармана записную книжку. Страница, где начинался счет, должна была значительно вырасти.

— Поистине, – сказал себе Дурке, вспоминая уроки политической экономии, преподанные ему в Главной Полицейской Школе на отделении «Поимка мелких воров и беглых кассиров», – поистине, я начинаю понимать, что есть репарация. А то читаешь, читаешь в газете и, хоть

5 Игра слов: gummi – клей, dummi – глупый.

тресни, не разберешься, откуда куда. Тонкая штука бухгалтерия!

С этими словами он приписал к счету:

Провоз преступника Франко Эльберфельд –

за счет фирмы Лурзе.

Проезд от Западного Предместья до Эльберфельда

в купе III класса с продовольствием –

18 зол. марок 32 пфеннига.

Вслед за этим Дурке вынул кошелек, отсчитал звонкую монету, поиграл ею на ладошке и опустил в собственный карман, вынув другой рукой из-за пазухи кислую грушу, предназначенную быть его трудовым продовольствием.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ДУБИНДУ

БЕ

ЕДУЕТ СО

С

СПЕЦИАЛИ

ТОМ

На турецком диване возле стены, увешанной различными музейными предметами вроде кандалов, цепей, отмычек, ножей с потемневшим от яда лезвием, топоров, веревок с повешенного, арестантских халатов и фотографий знаменитых преступников своего века, спал доблестный Дубиндус.

Сон его был крепок и спокоен; когда же он пробудился, то выпил стакан содовой воды и прочитал утреннюю молитву, состоявшую из двадцати параграфов свода законов.

На этот раз он не дошел еще до седьмого параграфа, толковавшего о наказаниях за скотоложство, как племянник ворвался в комнату с депешей от Дурке:

«Едем убийцей Эльберфельд Срочно вышлите

бланк аресте творю чудеса ловкости Дурке».

— Гм! Гм! – сказал себе Дубиндус. Тем не менее он дочитал положенное число параграфов. Дойдя до точки, он вскочил, пригладил усы, накинул на себя партикулярное платье, отнюдь не скрадывавшее его осанки, и снова уткнулся в законы, на этот раз в главу об арестах.

Задумчивость на лице его сменилась решимостью. Он вынул десяток сине-серых камней, завернул их в первую попавшуюся тряпку, уложил в портфель, схватил фуражку и вышел. Пока он будет плестись из Мюльрока в Зузель, мы просто перепрыгнем в точку его паломничества и представим читателю новое действующее лицо.

С наружной стороны его двери висит:

Но среди зузельских горняков и металлистов всего округа он известен под кличкой дяди Гнейса.