Месяц за Рубиконом

Я стрелял из оружия существ под названием тэни, из оружия Измененных (оно было как-то понятнее и привычнее), а потом из оружия тех Измененных, что служили Прежним. Его, впрочем, было не так много, Прежние предпочитали встраивать оружие в солдат. Знакомые мне бойцы с излучателями в добавочных руках, чистильщики – свора связанных общим интеллектом мелких тварей, необязательно, кстати, с крысиной ДНК, к человеческой могло добавляться все, что угодно. А еще ходоки, мараки, сирены, танцоры, буги, кусаки, стельщики и панцеры – десятки, сотни модификаций, самые немыслимые сочетания человеческой и нечеловеческой плоти, со встроенным или выращенным внутри оружием. Какие-то из них были распространенными, какие-то крайне редкими, их создавали для конкретных заданий, порой лишь один раз за всю историю.

Кстати, так устрашивший меня некогда уничтожитель, здоровенный и невидимый шестилапый монстр, серьезным противником не считался. Как я понял, это было одно из простейших и быстрых Изменений, редко использовавшееся в серьезных боях. Поэтому, наверное, Слуги и выращивали их на Земле для атаки на Гнездо.

Теперь я ясно понимал, что Гнезда на Земле не были даже полноценными тренировочными центрами. Скорее уж яслями, детским садом, где давали самые первые знания и готовили детей к учебе. И такие грозные с виду стражи оставались, по сути, детсадовцами, играющими в войну…

Школа была здесь.

А мой наставник, похоже, прошел все возможные университеты.

Нельзя сказать, что он был мной доволен, – я неимоверно тупил, не знал ни одного оружия, дважды собирался использовать причудливые пушки так, что убил бы и себя, и его. Тут ведь не держали холостых патронов или тренировочного оружия, все было всерьез.

Но тем не менее я удостоился похвалы за быструю реакцию и хороший прицел, после чего поймал себя на мысли, что очень этим горд.

Неужели у меня начала ехать крыша? И я скоро стану таким же, как остальные Измененные, – вполне довольным судьбой и полным решимости сражаться за Инсеков?

Хотя сам Ана не выглядел образцовым воином, рвущимся в бой. Нет, на осторожного ветерана, пристроившегося на спокойное местечко и обучающего молодежь, он тоже не походил. Но какая-то усталость и презрение ко всему в нем были. Если бы я не знал, что он мой ровесник, – решил бы, что старшему стражу лет сорок как минимум.

С другой стороны, Измененные взрослели очень быстро. Куколки уже через несколько дней переставали вести себя как дети – немногие исключения вроде Наськи только подтверждали правило. Наверное, дело было даже не в мутациях тела и не в уроках, на которых их учили воевать. Само общение с коллективным разумом Гнезда старит.

Точнее, вначале взрослит. А потом, конечно же, старит.

Местная Школа в этом отношении была еще серьезнее. Я не разговаривал с ней так, как с земным Гнездом перед вторым Призывом, но мне казалось, что если бы я оказался в виртуальном пространстве наедине с сознаниями прошедших через нее солдат – то увидел бы мрачных, покрытых шрамами мужиков и усталых женщин с безжалостными глазами.

Тут хочешь не хочешь, а постареешь.

А ведь на планетах, где Измененные служат, есть еще и местные Гнезда – не знаю уж, как их там называют. И в них отпечатки разума тех, кто уже воевал по-настоящему, терял друзей и убивал врагов. Через такое пройти – мало не покажется.

– Ты побывал во многих мирах? – спросил я Ану, когда мы устроили очередной перерыв. Солнце взошло, но короткий местный год уже повернул к зиме, и на улице стоял конкретный дубак, градусов двадцать – двадцать пять ниже нуля. Так что мы зашли в купол и ели там.

– Служил на шестнадцати, не считая Саельма и Земли, – ответил Ана.

– Это много, – предположил я.

Ана кивнул. Добавил:

– И на трех боевых кораблях.

– Я думал, Инсеки корабли не используют.

– Все используют, – ответил Ана. – Экраны для перехода нужно доставить на планету, для захвата плацдарма надо высадить десант.

– Ты был в десанте?

– Трижды в планетарном, два раза во второй волне, через экраны, – Ана искоса глянул на меня. – Если хочешь спросить, то отвечу сразу. Это много. Потери планетарного десанта около тридцати – сорока процентов. Десант второй волны теряет до двадцати процентов личного состава. Так что я везунчик.

– Потому и стал учить других?

Ана уставился на меня. Покачал головой.

– Как странно с тобой говорить. Будто с человеком.

– Извини.

– Мне нравится, – страж оскалился. Рот у него широкий, а вот зубы человеческие, это выглядело жутковато. Я вообще понял, что самое страшное – это не монстры, совершенно не похожие на людей, а люди, в которых есть что-то от монстров, или монстры, в которых есть что-то от людей. – Большинство забыло, кем они были. А я нет. Я тоже странный. Верно?

Неловко пожав плечами, я ничего не ответил. Что вообще тут не странно?

– Потому меня и направили в учебку, – продолжил Ана. – Я никак не умирал и вел странные разговоры. И первое, и второе вполне допустимо. Но не вместе.