Месяц на море

– Ладно, допустим, я понимаю, зачем ты ходишь загорать в солярий. Вернее, я считаю это блажью, можно ведь и на реку съездить в выходные. Но ладно, ты любишь ходить в солярий. Но объясни мне, зачем там загорать без трусов? Все равно тебя же большинство видит в трусах! Ты же без трусов не ходишь?

– Не хожу, – отвечала Софья.

– Так зачем ложиться на грязную лежанку без трусов?!

– Во-первых, она чистая. Там обрабатывают поверхности. Я еще и сама протираю. Во-вторых… А во-вторых, я не знаю. Мне нравится, когда я вся такая.

– А кому еще нравится? Мужу нравится?

– Наверное, – пожимала плечами Софья.

– А что он говорит?

– Ничего. Он привык.

Колесников возмущенно крякал.

Сегодня он провел ладонью по гладкой коже.

– Ты чем кожу мажешь? – спросил он грубовато.

– Да чем-нибудь. Что под руку попадется.

– Так уж и чем-нибудь! Это ты-то!

– Представь себе, – рассмеялась Софья и перевернулась на бок. Груди тяжело свесились набок. Женщину это не смутило, она не прикрылась простынкой, осталась лежать, как лежала.

– Ты себя любишь, – заметил Колесников, – себя не стесняешься.

– Зачем себя стесняться?! – улыбнулась Софья.

В нем заговорило раздражение. Сам он укрыл свое бледное тело до подбородка, смущаясь веснушек на плечах и худых волосатых ног. «Хорошо, что она во время близости глаза закрывает, а то сразу сбежала бы!» – подумал он, увидев однажды их отражение в зеркале платяного шкафа.

Все чаще он стал задумываться: что же она в нем нашла? «Не понимаю. Интересная, самодостаточная. Сама зарабатывает. Работает в основном с мужчинами. Что она могла увидеть во мне? Подарки я ей не дарю, деньги не даю. Просто так? Понравился? – Тут он расправлял плечи и сам отвечал себе: – А почему бы и нет?! Не пью, симпатичный, военная форма идет. И вообще, солидный…»

Процесс постижения был бесконечным, поскольку Сергей Мефодьевич переходил ко второй части проблемы. Он пытался понять, что ему самому понравилось в Софье, что в ней было такого, что отличало ее от остальных и что так его притягивало! Вроде бы все, как и у многих – грудь большая, ноги красивые, руки хорошие. Но она не идеальна, совсем не идеальна. Более того, чем дальше, тем больше он подмечал недостатков – сутулится, длинные ступни, когда-то сломанный, кривой мизинец. Губы всегда сухие, помада на них чешуйкой. Он все это видел, а голова просто кружилась от вожделения, когда он оказывался рядом с ней. Колесников, упертый, упрямый, дотошный, решил проверить себя и пригласил в кино сослуживицу, интересную молодую женщину. Форма на ней сидела идеально – ни складочки, ни морщинки, талия осиная, грудь аккуратная. Она вся светилась – глазки, бровки, губки. За ней многие пытались ухаживать, но терпели поражение. Однако на приглашение Колесникова она ответила с готовностью. Сначала они сидели в кафе, потом пошли в кино. Зал был пустой, день был будний, сеанс не вечерний. Сергей Мефодьевич взял в темноте ее за руку и поцеловал пальцы. Сослуживица выждала, потом проворно расстегнула ему брюки. Колесников замер, боясь пошевелится, – сопротивляться было опасно, привлекли бы внимание. Женщина старалась долго, но безуспешно, ничем манипуляции не закончились. Наконец Сергей Мефодьевич мягко отвел ее руку, застегнул молнию и крадучись вышел из зала.

– Не понравилось? – скучно спросила его билетерша, дежурившая у тяжелых дверей в зал.

– Совершенно, – искренне ответил Сергей Мефодьевич.

Он ехал домой и ругал себя: «Зачем? Что я за дурак! Господи, во-первых, эта баба – кукла целлулоидная, ресницы, губы… Еще разболтает всем. Во-вторых – Соня… Соня… Зачем я это сделал?» Как только он произнес мысленно имя «Соня», так почувствовал желание, в паху стало и приятно, и больно. «Господи, до дома бы доехать!» – подумал он.

Откуда же такое влечение к ней?! Откуда эта «химия», о которой не писал только ленивый? Почему в ее присутствии он становится одновременно жестким и покладистым? Ему хочется ее заключить в объятия, согреть нежностью и разорвать на части от страсти. Это противоречие внутри делало его нерешительным, будто он не знал, в какую сторону броситься. Софья это понимала, но не проявляла инициативы, предоставила ему решать. И всегда от этого выигрывала – Колесников в постели был и нежным, и заботливым, и грубым и страстным. Он был злым собственником, говорил на ухо ей гадости, пытался уличить в измене, а потом она тонула в его объятиях, а он клялся никогда ее не бросить.

Они жили от встречи до встречи. Стрелки часов двигались только тогда, когда они были вдвоем. В остальное время мир превращался во что-то тягучее, мутное, безвкусное.