Месяц на море

– Ела, гуляла. Деньги твои не взяла. Неприлично это.

– О господи. – Колесников развел руками, и Архиповой на миг показалось, что он ее обнимет. Но… нет, Сергей Мефодьевич не обнял ее. Руки вернулись в привычное положение «по швам».

– Приезжай теперь ты ко мне. Я тебе Москву покажу. Погуляем, обедом накормлю. Я тоже умею готовить.

– Спасибо, надеюсь, что приеду, но не сейчас. Сейчас у меня будет много работы.

– Ну потом. Я буду ждать.

– Спасибо! Позвони, как приедешь.

– Обязательно!

Архипова вошла в вагон и помахала рукой. «Ах, эти прощания на питерском вокзале. Вся советская интеллигенция пела про это песни», – подумала она и пошла искать свое место. Поезд между тем набирал скорость.

Глава пятая. Питер в гостях у Москвы

Архипова покинула Москву на три дня, а событий на кафедре произошло столько, что в иных организациях за месяц не случится. Во-первых, Ася написала заявление об увольнении, положила его в папочку и теперь ждала Архипову. Иногда она задумывалась и шмыгала носом. Во-вторых, Евгений Петрович Лушников, обсуждая участие студентов в несанкционированных митингах, при всех обозвал Юну Ильиничну дурой. Его вывели из себя рассуждения человека, который должен отвечать за учащихся.

– Да, они, конечно, совершеннолетние… Но вы должны обучать их предмету. Они поступили сюда изучать высшую математику, а не осваивать навыки метания камней в полицейских.

– Обычная отговорка ленивых преподавателей. Равнодушных и аполитичных.

– А вы рассуждаете как поджигатель. Провокатор.

Титова прищурилась и зло ответила:

– Для вас главное – ваше место, тихое и уютное. Ваш оклад, квартирка, чашечка кофе и круассан. А для меня главное – будущее. И мое, и этих детей. Их свобода.

– Что же для вас свобода? – как бы размышляя, спросил Лушников. – Как к ней можно привести вчерашних детей, составляя какие-то списки? Заставляя выйти на улицы, понимая, что за этим последует? Вы знаете, что Печерников со второго курса угодил в полицию и на него заведено дело. Он совершеннолетний, да. Только ему не рассказали про ответственность за некоторые поступки. Позвать – позвали, сагитировать – сагитировали, лозунг в руки дали, только не сказали, что он попадет за решетку. Кстати, а вы сами были на митинге? Нет? Странно!

Титова сидела с видом заправской заговорщицы – мол, я знаю, как было на самом деле, но не скажу: недостойны.

«И вот этот человек крутится среди студентов. В стенах учебного заведения. И на него смотрят эти оболтусы. И вместо профессии, вместо науки они пойдут на улицы. Пусть окончательно повзрослеют и сделают выбор. Не идиоты ведь».

– Вы можете думать, как хотите. И поступать, как хочется. Вам никто не запрещает. Но молодняк зачем тащить? Вы не имеете на это права, – обратился он к Юне Ильиничне.

– Вот вся проблема в том, что вы про права ничего не знаете. Не понимаете. И свое узкое миропонимание передаете студентам, – с запалом отвечала Титова.

Лушников посмотрел на нее, готовую опять броситься в спор. Титова выглядела как успешная, сытая, хитрая предводительница.

– Какая же вы дура! – в гневном бессилии воскликнул Евгений Петрович.

Присутствующие замерли.

Титова на мгновение оцепенела, потом, улыбаясь, громко сказала:

– Вы позволяете себе лишнее ввиду исключительного положения в нашем коллективе? Помните, фавориты долго не властвуют и не живут.

– Вы угрожаете мне? – расхохотался Лушников. – Вы что, совершите на меня покушение?! Это в вашем духе – мутить воду и подличать. Но вы чересчур далеко зашли в ваших политических играх.

В это момент кто-то громко хихикнул в соседней комнате.

– Девушка, а вы бы занялись своим образованием, – громко отозвалась Юна Ильинична на смешок, – ошибок много делаете в документах. А подслушивать – дурно. Вас этому должны были родители научить.

Титова не могла не знать, что у Аси родных не было. Об этом знала вся кафедра и многие в институте, хотя Ася редко об этом говорила и вообще болезненно воспринимала тему. Учитывая стремление Юны Ильиничны знать все про всех, этот факт не мог пройти мимо нее.

– Дура – она и есть дура! – подытожил спор Евгений Петрович.