Мешок историй про шалого малого

— Хороший выбор, — сдержанно похвалил Жора. — Это лучше, чем пожарником. Тем более что этот путь совершенно реальный. Но мой опыт общения с дипломатами оставил не самые приятные впечатления. Они — обыкновенные и скучные чиновники. Бумаги, документы, отчеты и имитация бурной деятельности. Ты знаешь, что имитировать деятельность иногда труднее, чем реально действовать. Мне кажется, быть чиновником скучно. Они — по большей части страшные бездельники и халявщики. Я встречал много дипломатов. Они хитры, осторожны. Боятся сделать лишний шаг, чтобы не потерять свое кресло.

— Да? Я не знал, — удивился Рауль. — Мне кажется, это так интересно — путешествовать по миру! Улаживать конфликты.

— Путешествовать, как и жить, надо свободно, без оглядки на официальные власти. Как дипломат, ты будешь ограничен рамками профессионального этикета. Впрочем, это я так рассуждаю с позиции моей модели жизни…

— Мне твоя модель нравится! — засмеялся Рауль.

Жоркин сын за весь вечер лишь слегка пригубил вино. Сам Кравец один приговорил бутылку виски. Машину он благоразумно оставил на стоянке. По дороге домой они с сыном заходили в какие-то бары, где Георгий накатывал по стопке. Короче, он крепко нагвоздился в первый вечер знаменательной встречи. Приехали домой на такси далеко за полночь. На кухне Жора еще накатил «ночной колпак», показал Раулю его комнату, дал ему полотенце, тапочки, пижаму и провалился в черную бездну пьяного сна, не раздеваясь. Ему снилась Настя. Она обнимала, ласкала его и теребила кочерыжку. Жора пытался снять с нее трусики, но к своему ужасу обнаружил в них огромный член. Он в панике куда-то бежал от этого ужаса. Настя с членом! Что может быть ужаснее! Проснулся Жора среди ночи и благодарил Создателя за то, что это был всего лишь сон. Во рту была Сахара, в штанах гулял зловонный Сирокко. В коридоре горел свет. Он на цыпочках прошел на кухню, достал из холодильника бутылку минералки и высадил ее до дна за секунду. Придя в себя, он вспомнил все, потихоньку прошел в комнату сына и приоткрыл двери. Луч света осветил совершенно пустую кровать. Одеяло даже не было тронуто.

5.

— Я вообще считаю, что роль семьи в судьбе человека и формировании его как личности сильно преувеличена! — глубокомысленно рассуждал святой Павел, возвращаясь из туалета и усаживаясь на свое место. У Павла были проблемы с мочевым пузырем, камни что ли, и оттого он отлучался в сортир чаще других.

— Не скажи, — возразил толстяк Юрка, рисуясь и подражая Черчиллю, пижонски раскуривая сигару, — Я бы не состоялся, если бы не мой отец, который методично, изо дня в день, занимался моим воспитанием. Он научил меня фотографировать и, чего скрывать, устроил на работу в «Труд», когда я был еще совсем сопливым мальчишкой. А потом я уже пошел своим путем.

— А кто тебе сказал, что ты состоялся как человек? Ты всего лишь — профессиональный фотограф, и такой же сопливый мальчишка. Ты состоялся как профессионал, — возразил Жора. — Быть профессиональным фотографом еще не значит состояться как человек. Как человек ты говно…

— Для тебя, может быть, да. Как и ты для меня. Но я могу прокормить свою семью и помогать близким. Это и значит — состояться как человек, — стоял на своем Юрка.

— Знаете, Юрий, — сказал Кравец, — я тоже зарабатываю достаточно, чтобы прокормить семью…

— Но у тебя ее нет! — воскликнул торжествующе Павел, будто адвокат, предъявивший улику.

— … Но я сделал себя сам, без чьей-либо помощи! — завершил Кравец. — У меня не было отца.

Его роль в моей жизни ограничилась капелькой спермы с неплохими генетическими достоинствами. И у Эдгара По не было родителей. Шукшин рос без отца. И Пушкина воспитала няня!

— Да ладно! — возмутился Юрка, — В семьях русских потомственных дворян отцы придавали большое значение воспитанию детей. Почитайте историю, Георгий.

— Я ее внимательно читаю, Юрий. Возможно даже внимательнее, чем вы! — сообщил зачем-то Кравец, — Позвольте вам сообщить, что со своим сыном Александром Пушкиным отношения у Сергея Львовича, прямо скажем, не сложились, это вы тоже сможете прочитать в воспоминаниях современников поэта. Пушкин-отец детьми никогда не занимался, а изволил кутить и волочиться за дамами. Сам Пушкин-сын в молодости жаловался, что отче не дает ему денег из-за скупости, что де из-за него он не может в полную силу творить, поскольку ему не на что кушать. Батя не любил тунеядцев и халявщиков. И хотя сам стишки пописывал, поэзию считал баловством, пустой забавою, чтобы девчат заманивать в сети порока.

— Официант! — тонким фальцетом заорал усатый мужик в казачьей косоворотке за соседним столом. — Человек! Чувак! Водки! Ледяной!

Перед ним уже стояла одна непочатая бутылка водки. Но он видимо — забыл про нее. Однако, стройная официантка, явившаяся через секунду, послушно поставила перед ним вторую бутылку.

— А эту заберите! Она теплая! — капризничал казак.

Oh, oh, child, way you shake that thing, gonna make you burn, gonna make you sting. Hey, hey, baby, when you walk that way, watch your honey drip, can’t keep away.