Мещанка

На заводе входило в строй новое оборудование, новые участки и цеха. Как все сделать так, чтобы было по-настоящему хорошо? Чтобы и людям на каждом рабочем месте было легко и приятно работать, и дело шло как нужно? Приехала группа молодых инженеров и техников. Павел Васильевич знал, что сразу они не могут как следует организовать дело. Хотелось поставить на участки людей, жизненно опытных и отлично знающих практику дела. Но приехал инженер — давай ему место: он дипломирован. Получался разрыв между тем, что требовало дело сейчас вот, немедленно, и тем, что могли сделать люди, которые должны были его возглавить. Стать на путь официального решения вопроса он просто не мог. Он беседовал с каждым молодым инженером и техником, и, хотя многие соглашались с тем, что надо поработать сначала на рабочих местах, он слышал и прямую обиду, и скрытое недовольство. Вошло у нас, к сожалению, в обиход представление о том, что если кто получил диплом, то, значит, уже имеет право на командование людьми. Его уже с другими не равняй, другие уже не то, что он.

Начались жалобы. Жаловались везде, куда можно было жаловаться. Особенно же возмущались тем, что при направлении в цеха, к станкам, как у нас принято выражаться, не говорилось о сроках.

— Это будет зависеть от вас, — говорил Павел Васильевич каждому. — Как себя покажете. И потом — я не понимаю вашей обиды. Что же — вы представляете себе место у станка вроде наказания, которому обязательно надо установить срок?

— Но все-таки. Ведь нас же не для этого учили.

— А для чего?

— Но это… Ведь вы же прекрасно понимаете, для чего!

— Я, конечно, понимаю. Жаль, что вы немножко не так понимаете. Вас учили работать. Вот мы и хотим посмотреть, что вы умеете, как умеете. И чтобы вы сами поняли это. Ну и познакомиться с вами получше.

И хотя многие уходили вроде согласившись, а другие кричали и грозили «пойти выше», — и те и другие — добрая половина приехавших — были обижены и несогласны.

Сотни молодых рабочих и учеников, завтрашних рабочих, тоже требовали заботы и внимания. Тут тоже получалась неувязка. Если молодые специалисты возмущались тем, что их не ставили мастерами и начальниками, то молодые рабочие были недовольны, когда им назначали недостаточно опытного мастера или начальника.

Все эти вопросы волновали, конечно, не только Павла Васильевича, они в первую очередь волновали заводскую молодежь. И вот в заводском клубе было созвано молодежное собрание с повесткой дня: «Место молодого человека в жизни». Перед тем как вывесить объявление, к директору зашел Воронов.

— Тебя просят прийти, Павел Васильевич, — сказал он. — Вопросы к тебе есть у молодежи. Когда можешь?

— Ты чего-то удивляешь меня, — обиделся Павел Васильевич. — Может, еще спросишь: когда вам будет угодно, товарищ Соколов? Когда нужно, тогда и приду.

— Значит, приходи послезавтра.

В афишах было написано: «На вопросы отвечает директор завода». И надо сказать, что не доклад на эту тему, а именно то, что директор ответит на волновавшие каждого молодого человека вопросы, привлекло в клуб такое количество молодых людей, что зал был полон. Павел Васильевич сидел на сцене, в президиуме собрания, и, как и все, наверное, в зале, с мыслью «когда он наконец кончит» слушал доклад молодого лектора. Лектор говорил неплохо, говорил о том, что, безусловно, было верно: и о том, что коммунизм строить молодым, и о том, как увлекательна профессия рабочего, и о том, что писали о труде великие люди, с каким уважением народ относится к труженикам, как ценит и бережет их наше государство, и о многом, многом еще. Говорил долго. И чем дальше, тем шумней становилось в зале, и председательствующий чаще призывал к тишине. Но тишины не было. Люди переговаривались, сидели, повернувшись друг к другу и даже совсем отвернувшись от сцены. Лектор вытирал лоб, старался перекричать этот шум, но ничего не выходило. Павел Васильевич понимал его состояние, чувствовал его обиду на слушателей и растерянность даже от того, что доклад, к которому он, видно, тщательно готовился, просто не слушают, но помочь ему ничем не мог. Он встал, вышел из-за стола и крикнул:

— Тише, товарищи! Давайте вести себя как положено!

Голос его прогремел по залу, услышался всеми, даже в фойе, и шум стал глохнуть. Но, глядя на сидевших теперь в молчании людей, Павел Васильевич видел, что они как наказание отбывают. Вздыхали, писали какие-то записки друг другу или глядели скучными глазами. Слова лектора висли в пустоте.

«Да кончай ты, черт бы тебя побрал!» — уже сердясь, думал Павел Васильевич. — Неужели не видишь, что не слушают тебя?» Да и нечего было слушать. Все вычитано, услышано по радио или у других докладчиков, но не пережито самим и, главное, не вынесено из той жизни, которая была вот тут, вот сейчас. А в зале сидел народ грамотный, все тоже читали газеты и тоже слушали радио, и все, о чем говорил докладчик, им было прекрасно известно.

Наконец доклад кончился, и все облегченно вздохнули. В перерыве Павел Васильевич спросил секретаря комсомольской организации:

— Зачем был этот доклад?