Мещане

Аделаида Ивановна, по слабости ног своих, молилась сидя и перебирала своими пухленькими ручками четки. У Бегушева тоже через весьма короткое время невыносимейшим образом заломило ноги, и он невольно опустился на ближайший стул. Вышел священник и, склонив голову немного вниз, начал возглашать: "Господи, владыко живота моего!" Бегушев очень любил эту молитву, как одно из глубочайших лирических движений души человеческой, и сверх того высоко ценил ее по силе слова, в котором вылилось это движение; но когда он наклонился вместе с другими в землю, то подняться затруднился, и уж Маремьяша подбежала и помогла ему; красен он при этом сделался как рак и, не решившись повторять более поклона, опять сел на стул. Скука овладела им невыносимая. Отправляясь с сестрой в церковь, Бегушев надеялся богомольем хоть сколько-нибудь затушить раздирающий его душу огонь, в которой одновременно бушевали море злобы и море любви; он думал даже постоянно ходить в церковь, но на первом же опыте убедился, что не мог и не умел молиться!.. В нем слишком много было рефлексии; он слишком много знал религий и понимал их суть!.. По окончании заутрени псаломщик вошел в алтарь и сказал священнику, что "господин Бегушев, этот богатый из большого дома, что на дворе, барин, желает с ним переговорить".

- Сюда пожалует? - спросил священник.

- Да-с!

- Очень рад!.. Я всегда готов к услугам Александра Ивановича, произнес священник.

У Бегушева в доме каждый праздник обыкновенно принимали священников с их славлением и щедро им платили; только он сам редко к ним выходил, и место его заступали прежде Прокофий и Минодора, а теперь Аделаида Ивановна, а иногда и граф Хвостиков.

Войдя в алтарь, Бегушев пожал священнику руку, и тот ему тоже пожал.

- У меня к вам, батюшка, покорнейшая просьба, - начал Бегушев. - Вам, конечно, известны бедные прихожане ваши. Я желал бы им помочь, особенно многосемейным, больным и старым!

Такого рода просьбы священник никак не ожидал. Сначала он откашлянулся, а потом проговорил:

- Мы, признаться, не всех наших прихожан знаем; я вот поспрошу кой у кого.

- У меня брат-с родной - очень бедный чиновник без места!.. проговорил псаломщик.

- Грех тебе, Иван Степанович, говорить это!.. - возразил ему священник. - Брат твой мог бы питаться!..

- И питался прежде, - перебил его дерзко псаломщик, - а тут как почти год в Титовке{219} продержали...

- За что ж его в Титовке продержали? - спросил Бегушев.

- Невинно, без всякой причины, - отвечал псаломщик.

Священник и на это махнул рукой.

- Как без причины?.. У Иверских ворот облокатствовал: наплутовал там невесть сколько, а ты говоришь - без причины... - сказал он.

- Плутуют и у алтарей господних! - возразил опять дерзко псаломщик.

Бегушев ожидал, что они разбранятся.

- Так вы, батюшка, узнаете мне?.. - поспешил он отнестись к священнику.

- Непременно разведаю, у кого лишь можно, хоть все-таки советую вам справиться и в квартале, ибо там доскональнее это должны знать.

- В квартале? - спросил с удивлением Бегушев.

- В квартале... Потому что мы, священники, что ж? Придем в дом со славой, пославим и уйдем; а полицейский во всякое время вхож в дом и имеет право войти.

- Совершенная противоположность Англии: там пастор имеет право войти всегда в дом, а полисмен - никогда!

- Англия - страна просвещенная, - возразил священник, - а у нас, особенно последнее время, стало очень трудно жить духовенству; в нашем, примерно, приходе все почти дома скупили либо немцы, либо жиды; дворянство почти не живет в Москве... купечество тоже сильно ослабло в вере.

- Нынче причту помогать надо, вот кому! - заметил псаломщик.

- Пожалуй, что и так, - согласился с ним на этот раз священник.

Бегушев очень хорошо понял, что у священнослужителей лично для себя разгорелись глаза на его карман; а потому, сочтя за лишнее с ними долее разговаривать, он раскланялся и ушел. На паперти, впрочем, его нагнал трапезник, - это уж был совсем отставной солдат с усами, бакенбардами и даже в штанах с красным полинялым кантом.

- Ваше превосходительство, не пожертвуете ли чем-нибудь бедному трапезнику! - больше как бы отрапортовал он.

- Вы из духовного звания? - спросил его Бегушев.

- Сын протопопа, ваше превосходительство, и по несчастию... в трапезниках теперь очутился.

- Отчего?

- Оттого, что я тут маленько слаб!..

И трапезник щелкнул себя по галстуку.

- Тут много заливаете? - повторил Бегушев.

- Много-с! - подтвердил трапезник.

Такая откровенность его понравилась Бегушеву; он дал ему три рубля серебром. Трапезник быстро, так что Бегушев не успел остеречься, поцеловал у него руку.

- А это уж глупо! - сказал ему с досадой Бегушев.

- Виноват, ваше превосходительство, - отвечал трапезник, прикладывая руки по швам.

В тот же самый день, часов в одиннадцать утра, Бегушев решился сходить и в квартал, в надежде, что там не узнает ли чего-нибудь о бедных.

Выйдя из дому пешком, он обратился к первому же городовому.

- Где третий квартал помещается?.. - спросил он.

- Недалеко тут, ваше благородие, налево и во второй переулок направо, отвечал городовой.