Мерзкая плоть

— А вы знаете, деточка, она совершенно права, — сказала мисс Рансибл. — Будет гораздо лучше, если вы обуетесь.

— Вот, слышал, что дамочка говорит? Дамочка говорит — надень башмаки.

Человечек взял свои башмаки из рук хозяйки, внимательно оглядел мисс Рансибл и швырнул башмаки в канал.

— Дамочка, — сказал он с чувством. — А штаны-то! — И зашлепал в одних носках в темноту.

— Он вообще-то ничего, безобидный, — сказала хозяйка. — Буянит помаленьку, но только когда выпьет. Вот ведь, хорошие башмаки загубил… Небось проведет ночь в кутузке.

— А к жене он, бедняжечка, не пойдет?

— Ну что вы. Она живет в Лондоне.

Тут Арчи Шверт, не наделенный столь всеобъемлющим человеколюбием, как мисс Рансибл, окончательно потерял интерес к этому разговору.

— Мы хотели узнать, можете вы предоставить нам постели на ночь?

Хозяйка метнула на него подозрительный взгляд.

— Постель или постели?

— Постели.

— Это еще надо подумать. — Она перевела взгляд с автомобиля на брюки мисс Рансибл и обратно на автомобиль, прикидывая, что важнее, и, наконец, сказала: — По фунту с каждого, тогда можно.

— И место найдется для всех?

— Да как сказать. Который из вас с дамочкой-то?

— Я, к сожалению, одна, — сказала мисс Рансибл. — Со стыда сгореть можно, правда?

— А вы не горюйте, моя красавица, вы еще свое возьмете… Ну, так как же мы все разместимся? Одна комната есть свободная. Я могу лечь с нашей Сарой, значит, освобождается кровать для джентльменов… если дамочка не против переночевать со мной и Сарой…

— Пожалуйста, не сочтите меня невежливой, но я бы предпочла ту, освободившуюся кровать, — сказала мисс Рансибл смиренно и добавила с большим тактом: — Понимаете, я очень громко храплю.

— Пустяки, наша Сара тоже храпит. Нам это ничего, но, конечно, если вы предпочитаете…

— Да, пожалуй, предпочитаю, — сказала мисс Рансибл.

— Ну что ж, тогда я могу постелить мистеру Тичкоку на полу, так, что ли?

— Да, — сказал Майлз. — Постелите мистеру Тичкоку на полу.

— А если тот джентльмен не против ночевать на площадке… Ну, как-нибудь да устроимся, вы не сомневайтесь.

Они все вместе выпили джину в комнате позади бара и разбудили мистера Тичкока, чтобы он помог внести вещи, и его тоже угостили джином, а он сказал, что ему все равно, где ни спать, он всякому рад услужить, а от второго стаканчика не откажется, это уж, как говорится, на сон грядущий; и наконец все улеглись спать, очень усталые и более или менее довольные, и как же их всю ночь кусали клопы!

Адаму досталась отдельная комната. Он проснулся рано, под шум дождя. Выглянув в окно, он увидел серое небо, какую-то фабрику и канал, из неглубоких вод которого поднимались островки железного лома и бутылок; к дальнему берегу прибило наполовину затонувшие остатки детской коляски. В комнате стоял комод с торчащими из ящиков грязными лоскутами и умывальник, а на нем — ярко раскрашенный таз, пустой кувшин и старая зубная щетка. Еще там был округлый женский бюст, накрытый блестящей красной материей и обрубленный на шее, на талии и у локтей, как в житиях древних мучеников, — предмет, известный под названием портновского манекена. (Адам вспомнил, что такой же был когда-то у них дома, его называли Джемайма — однажды Адам ударил Джемайму долотом, набивка разлетелась по всей детской, и его наказали. В более просвещенный век в этом его поступке усмотрели бы какой-нибудь комплекс и встревожились бы, ему же просто велели самому подмести весь мусор.)

Адаму очень хотелось пить, но на дне графина рос бледно-зеленый мох, и он воздержался. Он снова лег в постель и обнаружил под подушкой чей-то носовой платок (очевидно, собственность мистера Тичкока).

Немного погодя он снова проснулся и увидел, что на краю его постели сидит мисс Рансибл в пижаме и меховом пальто.

— Деточка, — сказала она, — у меня в комнате нет зеркала, а ванной здесь вообще нет, а в коридоре я наступила на кого-то холодного и мягкого, он там спит, а я всю ночь не спала — капала на клопов лосьоном, и все так плохо пахнет, и вообще мне так скверно, просто ложись и умирай.

— Ради бога, давайте отсюда выбираться, — сказал Адам. Они разбудили Майлза и Арчи Шверта, и через десять минут, подхватив свои чемоданы, все на цыпочках двинулись к выходу.

— Как вы думаете, может, надо оставить сколько-нибудь денег? — спросил Адам, но ни в ком не нашел поддержки.

— За джин, пожалуй, надо бы заплатить, — сказала мисс Рансибл.

И они оставили на стойке пять шиллингов и уехали в «Империал».