Мертвый угол

В школу он вернулся через тридцать шесть минут. За это время ему удалось пробраться в переулок «Горный», расположенный между аптекой и филиалом института горных изысканий, где жила учительница по химии. Будучи ее любимцем, Климов нередко бывал у нее в квартире, и хорошо ориентировался «на местности».

В свое время она проговорилась, что боится умереть от опухоли мозга — у нее частенько побаливала голова, и что, когда врачи предложат операцию, она с собой покончит. Выпьет яд. Мышьяк или цианид калия. Скорее — цианид, он у нее есть.

Судя по убожеству обстановки и запущенности в комнате, учительница жила одна, и Климов сразу нашел яд — в темном флакончике с притертой пробкой. Склянка с ядом скромненько стояла рядом с пузырьком корвалола в аптечке. На кухне.

Обрадованный удачей, Климов заспешил в школу.

Пока добрался, промок.

Дождь начался сильный.

Проникнув в подвал тем же путем, что и раньше, подбадривая себя тем, что план должен сработать, поскольку он был прост до сумасшествия: ведь «Медик» ждет прихода «Чистого» и он к нему придет, вот только сделает, что надо, и придет. Климов надел противогаз, отмерил реактивы, еще раз проверил рецептуру, рассчитал химическое уравнение и приготовил отравляющий состав. Мгновенно действующий, но и мгновенно испаряющийся. Этим составом пользовались многие, особенно в дворцовых кулуарах. Пропись ядовитого состава Климов узнал на лекции по токсикологии, когда учился в «вышке» — высшей школе милиции. В Москве. Сказалось юношеское увлечение алхимией.

Как это ни странно, но в кабинете химии нашлась вода, целый двухведерный бак, должно быть, приготовленный для опытов, и Климов мысленно поблагодарил школьную уборщицу: воду для уроков запасала, видимо, она.

Слив приготовленный в колбе состав в мерный стакан, он вырвал из классного журнала мелко исписанный и разграфленный плотный лист, напоминающий по плотности чертежный, ему как раз такой и нужен, сложил его вчетверо, погрузил в ядовитую смесь.

Пока лист намокал, включил электроглянцеватель, найденный им в кабинете физики, когда-то в школе был фотокружок, развернул целлофановый пакет, прихваченный из дома учительницы, нагрел на спиртовке металлическую спицу, валявшуюся в ящике стола, и, захватив пинцетом мокрый лист, просушил его на глянцевателе. Еще чуть влажный, лист был снова сложен вчетверо, по старым сгибам, всунут в целлофановый пакет и запечатан: нагревшаяся спица хорошо заплавила открытый край.

Выключив глянцеватель, Климов перевернул колбу над раковиной, сполоснул ее водой, выплеснул остатки, осторожно, чтоб не повредить пакет, Спрятал его в грудном кармане «камуфляжа», выглянул из кабинета и сорвал с себя противогаз. Все-таки в нем было слишком душно.

Пройдя по вестибюлю, он зашел в учительскую, обшарил все ящики, шкафы и тумбочки, даже заглянул под старый кожаный диван, не говоря уже про кабинет директора, но все же не нашел того, что нужно. Постоял, подумал… Поднялся на второй этаж и за кулисами актового зала, отодвинув дощатую трибуну с гербом Советского Союза, обнаружил ящик драмкружка. Климов даже потер ладони: все было на месте! Парики, косметика, художественная гуашь, немного загустевший биоклей, а главное — трое усов: рыжие, отвислые, для деда Щукаря, которого когда-то играл Климов, посещал кружок, имел успех в школьном театре, закрученные вверх — гусарские, казачьи и тоненькие «в ниточку» для роли Хлестакова. Правда, черный волос «ниточки» изрядно поредел и растрепался, но это уже мелочи, дело гримера.

Запершись в учительской, Климов спокойно поработал над своим, теперь уже как будто бы и не своим, похожим лицом «Чистого» и вышел в вестибюль с легкой душой.

Его план должен сработать.

Пусть он безумен, но безумие — нормальное явление во время экстремальных ситуаций, катастроф и государственных переворотов. Ну, пусть не государственных, всего лишь местных, городских, но все-таки переворотов.

Покидая школу и выходя на улицу, снова под дождь и ветер, Климов убедил себя, что сработать может лишь надежный план, а надежным может быть простой и четкий ход. Чем проще, тем лучше. Так дилетанты в шахматы обыгрывают мастеров. Да и вообще, чтобы иметь успех у зрителя, надо играть. Играть в полную силу. И так во всем, чтобы играть, надо попробовать, чтобы выигрывать, надо играть. Играть, играть, играть. И он сыграет. Выиграет. Да. Он одним выстрелом тогда убьет двух зайцев. Лишит банду руководства и освободит заложников. Ту же учительницу, тех же соседей, Юлю… ее отца…

Вспомнив об Иване Максимовиче, Климов решил, что непременно наведается к нему, в его жилище, посмотрит схему горных разработок, штреков, штолен, лифтовых колодцев.

Непременно.

В свой план он верил, но и варианты надо было предугадывать.

А ветер, холод, дождь, посты, засады, радиопереговоры, стычки, схватки, рискованные действия, смертельная опасность давно стали для него той средой обитания, в которой он, где прямо, где в обход, торил свой путь. И чувствовал себя самим собой: решительным, удачливым, неутомимым.

Чувство это было глубоким, а глубокие воды русло не меняют.