Мертвый шар

– Узнав про глаз, решили, что кто-то хочет вас шантажировать старой тайной, – ответил Родион. – Схватили Марфушу и стали требовать правды. Бедная дурочка спела песенку про ягодку, чем вконец разозлила. Вы и ударили. Марфуша умерла, оставалось изобразить несчастный случай с падением на львиную лапу. Тогда подозрение пало на «невест»: кто-то из них. Этого допустить нельзя. К тому же извести девиц все равно необходимо, ведь власть над сыном ускользала. Особенно опасной казалась Варвара. Тем более сын делает ей дорогой подарок – кий. В ней почуяли угрозу и решили начать с нее. Дальше шар за шаром: после Нечаевой – Тонька. А после Липы – Орест. Аглая сразу поняла, кто убил Марфушу, а про смерть Ореста знала наверняка. Но покрывала вас из любви и преданности. Но вы ее не пожалели. Сначала подкинули «Судебную медицину», чтобы навести подозрение. А сегодня расправились собственными руками, когда няня решила сказать правду. У матушки сильные руки, так ведь, Нил Нилыч?

Он не ответил, и Родион продолжил:

– Как поверить, что невысокая старушка подпрыгнула чуть не до потолка, чтобы повеситься, но при этом забыла про стул или табуретку? Как поверить, что в лютой схватке пострадала только ваша прическа, но не одежда? Как поверить, если руки расцарапаны только у вас? Наверное, опять в ход пошла сфера Зодиака? Отработанный прием – удар в висок. Затем петля из простыни и «прощальная» записка. Кстати, уже ошибка: обе самоубийцы писали в одном стиле, а ведь такие разные характеры. Аглая точно бы «деревенский» стиль себе не позволила даже в состоянии аффекта. Дальше совсем просто: вытереть сферу, вернуть на место, растрепать волосы, расцарапать руки, услышать шум подъезжающего фиакра и лечь на пороге. Вы очень умная женщина, из вас вышел бы великий преступник, только за деталями не следите. Не прочитали целиком Эммерта. Иначе так бы не оплошали.

– Господин сыщик, вы глупец, – сказала Филомена Платоновна. – Я не могу сдвинуться с места. Как же добралась до Марфуши, Тоньки или Ореста? Как я могла убить Аглаю? Нил, теперь ты понимаешь, что он водит тебя за нос?

Бородин пребывал в глубокой растерянности:

– Действительно, как?

– Что может держать сына крепче, чем забота: несчастная мать, не способная передвигаться без помощи, – ответил Родион. – Ее надо опекать, возить по комнатам, быть рядом. И не расстраивать, ведь у нее больные ноги. Стимуляция любви оказалась великолепной маскировкой для убийства: можно подумать на кого угодно, только не на госпожу Бородину. Наверняка ноги отнялись при появлении очередной невесты. Великолепная идея: тихо пройти ночью, задушить подушкой, насыпать в рот мышьяк, кинуть фальшивую записку и вернуться обратно. Даже Аглая не слышала. Но и здесь не учли мелких деталей. Например, варенья.

– Какое варенье? Что за глупость? – возмутилась дама.

– Варенье, которое было пролито у двери Тоньки. Пробираясь ночью к спальне кухарки, забыли о луже и задели ее подолом – край был испачкан. Мне пришлось изображать неловкое падение, чтобы проверить, у кого остался след. Нашелся только на вашем платье. Труднее всего было согласиться с логикой, которая сразу указывала на вас. Я думал, замешан Нил, потом – Нил и Аглая. Потом одна Аглая. Но варенье – куда его денешь? Особенно в сочетании с дубовой сферой и жуткой халтурой в инсценировке несчастных случаев. Хотя к смерти Ореста вы кое-чему научились: удар пришелся в нужный висок, не то что с Марфушей. Итог один: вы можете ходить ничуть не хуже нас. Чем и пользовались. Аглая Николаевна наверняка это знала…

– Как вы смеете?

– А что, маменька, – Нил вскочил, – сейчас проверим.

Подбежав к бильярдному столу, схватил кий и наставил на веко:

– Эдип, говорите? Ну так спасай своего слепого царька, матушка!

Все случилось слишком неожиданно. Родион замешкался и опоздал. Деревянный ствол пронзил глазницу. Бородин заорал, но дернул рычагом. На зеленое сукно прыгнуло что-то белесое с красными прожилками. Шарик перевернулся к лузе и встал на самом краю – отличный мертвый шар, упадет – только тронь.

От боли Нил потерял сознание и медленно сползал на руках. Ванзарову не хватало сил удерживать. Из черной глазницы хлестала кровь.

– Да помогите же!

С деревянного трона Филомена Платоновна восстала медленно и величественно.

– Оставьте его, – голос не дрогнул. – Теперь он мой, только мой. Мой маленький, обожаемый сынок… Мама с тобой, она тебя никому не отдаст… И никто нам больше не нужен… Правда, Нилушка?.. Что бы ни совершил он – это моя кровь. И моя вина… Как и все прочее… Уходите, оставьте нас…

10

Наклейка покрылась густым слоем мела. Словно не замечая, Ирма терла и терла.

– Для чего понадобилось так мучить своего сына? Что за ужасная страна! Недаром у вас родились монстры Достоевского.

– Страна обычная, как все, – ответил Ванзаров. – И страсти везде одинаковы.

– Заставить страдать свое дитя! Разве это страсть?