Мертвый и живой

А его одежда отяжелела от дождя, висела на нем, как мешок, придавливала к земле, а промокшие туфли натирали подъем стопы. И даже забывая полученное юридическое образование, он чувствовал, что остается пленником программы, заложенной в него в резервуаре сотворения, которая определяла, что он может делать, а чего – нет. Ему дали сверхчеловеческую силу, сверхчеловеческую прочность, однако приговорили к смиренной и покорной жизни, лишь пообещав, что придет день, когда такие, как он, будут править миром. Пока же ему поручили скучную работу: прикидываться, что он – Баки Гитро, политический деятель местного масштаба и не хватающий звезд с неба прокурор, с кругом друзей, таких же занудных, как обитатели больничной палаты, которым сделали химическую лоботомию.

В задней части дома светились два окна на первом этаже, за которыми находилась примыкающая к кухне семейная гостиная Арсеню.

Решительно расправив плечи и высоко вскинув голову, с блестящим от воды телом, Джанет поднялась на веранду, словно валькирия, только что спланировавшая на землю с бушующего неба.

– Держись ближе к ограждению, – прошептал Баки, проходя мимо нее к ближайшему из освещенных окон.

У Антуана и Евангелины Арсеню было двое сыновей. Ни один не рассматривался кандидатом на звание «Юный американец года».

По словам Янси и Элен Беннетов, которые уже умерли, но при жизни обычно говорили правду, шестнадцатилетний Престон любил дать пинка или подзатыльник детям помладше, которые жили неподалеку. А годом раньше замучил до смерти соседскую кошку, о которой пообещал заботиться, когда хозяева на неделю уехали в отпуск.

Двадцатилетний Чарльз тоже жил дома, не работал и не учился. В тот вечер, когда Джанет начала обретать себя, Чарльз Арсеню все еще искал, чем бы ему заняться. Вроде бы склонялся к тому, чтобы организовать какой-нибудь бизнес по Интернету. Дедушка со стороны отца оставил ему доверительный фонд, и он тратил деньги на исследование некоторых направлений онлайновой торговли, выискивая наиболее прибыльное. Янси же утверждал, что Чарльз по десять часов в день не вылезал с порнографических сайтов.

Шторы не задернули, так что Баки смог оглядеть семейную гостиную. Чарльз сидел в кресле, один. Положив босые ноги на скамеечку, смотрел DVD на громадном плазменном экране.

Ничего порнографического, в смысле секса, на экране не показывали. Мужчина в рыжем парике и с клоунским гримом, держа в руках бензопилу, угрожал сделать распил-другой на лице полностью одетой молодой женщины, прикованной к огромной статуе генерала Джорджа С. Паттона. Судя по качеству, фильм, несмотря на антивоенную направленность, едва ли мог претендовать на «Оскар», и Баки как-то сразу понял, что этот парень в клоунском гриме реализует свою угрозу.

Обдумывая дальнейшую стратегию, Баки попятился от окна и вернулся к Джанет.

– Там только Чарльз, смотрит какой-то фильм. Остальные, должно быть, спят. Пожалуй, мне не стоит показываться. Не стучи в дверь. Постучи в окно. Пусть увидит… какая ты.

– Собираешься сфотографировать? – спросила она.

– Думаю, камера – уже пройденный этап.

– Пройденный? А как же наш альбом?

– Не думаю, что нам нужен альбом. Думаю, мы будем все делать вживую, ходить от дома к дому, и времени на просмотр у нас просто не останется.

– Так ты действительно хочешь прикончить одного из них?

– Я более чем готов, – подтвердил Баки.

– И скольких мы сможем убить на пару до утра?

– Думаю, двадцать или тридцать легко.

Глаза Джанет блеснули в глубоком сумраке.

– Я думаю, сотню.

– Что ж, будем к этому стремиться, – ответил Баки.

Глава 15

На застекленном крыльце висели подвешенные к потолку корзины с папоротниками. Листья напоминали пауков, изготовившихся к броску на жертву.

Не боясь тролля, но и не собираясь сидеть с ним в темноте, Эрика зажгла свечу в граненом подсвечнике из красного стекла. Из-за геометрии огранки огонек раскрасил лицо тролля в разные оттенки красного, и оно стало напоминать кубистский портрет Красной смерти из одноименного рассказа Эдгара По, будь это рассказ о забавном карлике с круглым подбородком, безгубой полоской рта, бородавчатой кожей и огромными, выразительными, прекрасными (и странными) глазами.

Эрике как жене Виктора полагалось демонстрировать остроумие и умение поддержать разговор в тех случаях, когда Виктор принимал гостей у себя дома и ей отводилась роль хозяйки, или шел с нею в гости или на какие-нибудь публичные мероприятия. Поэтому в ее программе содержалась целая энциклопедия литературных аллюзий, и Эрика без труда находила среди них наиболее подходящую к случаю, хотя не читала ни одной книги, из которых эти аллюзии вошли в человеческий лексикон.

Если на то пошло, ей строго-настрого запретили читать книги. Эрика Четвертая, ее предшественница, проводила много времени в превосходной библиотеке Виктора, возможно, чтобы самосовершенствоваться и быть лучшей женой. Но книги испортили ее, и Виктор отделался от Эрики Четвертой, как отделываются от больной лошади.