Благо от этого было бы неисчислимым. Люди могли бы помогать своему телу бороться против болезни и процессов перерождения. Например, уменьшать или полностью останавливать кровотечение из раны. Они могли бы мобилизовать защитные силы организма для борьбы с местной инфекцией и останавливать болезнетворный процесс в самом начале. Возможно, они могли бы излечивать больные органы, заставлять их работать в нужном ритме, расширять сосуды, предотвращать или сдерживать развитие рака. Стало бы возможным избежать болезней и даже старения. Мы могли бы превратиться в расу бессмертных, обладающих иммунитетом ко времени и тлению. Счастливую расу людей, которых не беспокоят конфликты тела и разума, инстинкта и сознания, истощающие энергию человечества и лежащие в основе всех раздоров и войн.
Здесь в буквальном смысле не было видно предела открывающимся возможностям. Я не чувствовал, как летит время. Мои мысли парили, но Макс неслышно открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь.
Фиаринг снова лежал на столе. Его глаза были закрыты, но выглядел он таким же замечательно здоровым, как и раньше. Его грудь поднималась и опускалась в такт дыханию. Мне даже показалось, что я вижу, как циркулирует кровь под его светлой кожей.
Я видел, что Макс с трудом сдерживает себя.
- Мы, конечно же, можем говорить,- сказал он,- но лучше делать это негромко.
- Он находится под гипнозом? - поинтересовался я.
- Да.
- И ты уже дал ему указания?
- Да. Смотри внимательно.
- И какие же они на этот раз, Макс?
Губы Макса странно искривились.
- Смотри.
Он постучал карандашом.
Я смотрел. Прошло пять, десять секунд, но, казалось, ничего не менялось.
Грудь Фиаринга перестала вздыматься.
Его кожа стала приобретать бледность.
По телу прошли слабые конвульсии. Его веки раскрылись, и я увидел белки закатившихся глаз. Больше никаких движений я не заметил.
- Подойди к нему,- хрипло приказал Макс.- Проверь пульс.
Едва ли не дрожа от возбуждения, я подчинился. Мои пальцы, став вдруг неловкими, ощутили холод кисти Фиаринга. Я не мог найти пульс.
- Возьми это зеркальце,- палец Макса ткнул в полочку рядом со мной.Поднеси к его губам.
Блестящая поверхность зеркального стекла осталась незамутненной. Я отступил назад. Изумление сменилось страхом. Все мои наихудшие подозрения теперь усилились. Я снова почувствовал какое-то скрытое зло в моем друге.
- Я говорил тебе, что покажу нечто имеющее отношение к вопросу "Что такое смерть?",- сипло заговорил Макс.- Сейчас перед тобой талантливая имитация смерти: смерть - в жизни. Я мог бы бросить вызов всем врачам мира, и пусть бы они попробовали доказать, что этот человек жив.- В его голосе послышались триумфальные нотки.
Мой собственный голос дрожал от ужаса:
- Ты дал ему указание умереть?
- Да.
- И он не знал об этом заранее?
- Конечно же, нет.
Целую вечность - может, три или четыре секунды - я смотрел на тело Фиаринга. А потом повернулся к Максу.
- Мне это не нравится,- заявил я.- Верни его к жизни.
В улыбке Макса было что-то глумливое.
- Смотри! - скомандовал он и снова постучал по столу.
Я старался внушить себе, что плоть Фиаринга приобрела зеленоватый оттенок из-за плохого освещения.
Но затем я увидел, что его безвольные руки и ноги окоченели, а лицо превратилось в характерную посмертную сардоническую маску.
- Дотронься до него.
Пересиливая себя, только чтобы ускорить ход событий, я подчинился. Рука Фиаринга была тверда, как доска, и холоднее, чем прежде. Rigor mortis(*). Но откуда этот слабый запах гниения? Я знал, что это могло быть только в моем воображении.
- Бога ради,- взмолился я.- Ты должен вывести его из этого состояния.Затем я перестал себя сдерживать: - Я не знаю твоих намерений, но ты не можешь этого сделать. Вельда...
Макс дернулся, когда я произнес это имя. Внезапно он снова стал самим собой, как будто одно слово пробудило его от страшного сна.
- Конечно,- произнес он своим обычным голосом. Он ободряюще улыбнулся и снова застучал карандашом.
Я с нетерпением смотрел на Фиаринга.
Макс постучал снова: три - один.
"Для этого требуется время,- уговаривал я себя,- Мышцы у него, кажется, расслабляются".
Но Макс снова застучал. Сигнал прочно отпечатался у меня в мозгу: три - один.
Никакого результата. Три - один. Три - один. ТРИ - ОДИН.
Я посмотрел на Макса. Выражение его измученного лица не оставляло сомнений в том, что случилось самое ужасное.
Ни за что на свете я не хотел бы еще раз пережить то, что пережил за последующие несколько часов. Я думаю, что Макс применил все возможные способы реанимации умирающего, когда-либо изобретенные в истории медицины, включая самые современные - инъекции, в том числе и уколы прямо в сердце, электростимуляцию, новейшую модификацию аппарата искусственного дыхания, хирургическое вскрытие грудной полости и прямой массаж сердца.