Двое подростков направились через дорогу к Томпкинс-сквер, чтобы срезать путь через нее, пока копы не перекрыли улицу на ночь. Моя троица плетется у двух подростков на хвосте ярдах в восьми позади и как раз сейчас проходит мимо фонтана, на камне перед которым высечено: «Вера, Надежда, Скромность, Милосердие». Подростки тем временем уже вышли из парка и направились на восток по девятой улице вглубь Алфабет-сити. Великолепно!
Девятая улица между авеню Би и Си практически заброшена и совершенно безлюдна, если не считать меня и трех моих жертв. Троица ускоряет шаг. Я все так же плетусь позади. Никуда они от меня не денутся. А то, что они задумали, возможно, касается лишь их и этих двоих подростков. Конечно, для меня будет лучше, если они решат притаиться там, где смогут почувствовать себя в безопасности, а тут как раз нагряну я.
Они почти уже догнали пьяную парочку. Вот они разделились: двое с одной стороны, один с другой, и как раз все вместе вошли в темный проулок: фонари, видать, здесь не в почете. Слышны звуки драки, шум, какие-то резкие движения, и… черт, я их не вижу!
Я ускоряю шаг и вхожу в неосвещенный проулок. Слева от меня заброшенное здание с игральной площадкой, в котором когда-то располагалось общество пуэрториканцев, а еще раньше — школа.
Продолжаю идти на запах. Он ведет меня по ступеням через небольшой дворик к разукрашенным граффити дверям. Вот уже несколько лет их сковывала внушительного вида цепь и такой же крупный замок, однако сегодня цепь свободно свисает с распиленного массивного замка производства «Мастер лок». Похоже, эти трое все заранее спланировали, и заброшенное здание должно послужить им прикрытием. Видать, не такие уж и недалекие они, я их недооценил.
Легонько толкаю дверь и заглядываю внутрь. Просторный холл протяженностью где-то ярдов в двенадцать в конце сменяется развилкой направо и налево. Почти непроглядная темень. То, что нужно. Я ничего не имею против темноты. Темнота — это хорошо. Я осторожно проскальзываю в дверь и затворяю ее за собой. Глубоко вдыхаю. Они здесь. Все. Такая вонь, будто они тут уже несколько дней торчат. Слышится крик. Теперь я точно знаю, куда идти. Сначала к развилке, затем направо по коридору прямо к распахнутой двери одного из классов. Один из подростков прижат лицом вниз к полу девицей, упирающейся своими коленями прямо ему в спину. Она уже всадила нож в основание шеи и перерезала ему горло, а теперь пыталась пробить череп. Двое ее компаньонов стоят рядом, ожидая, что вот-вот череп расколется, и оттуда брызнет кровь.
Другой подросток в ужасе забился в угол, утопая в луже собственной мочи. Его глаза навыкате бешено снуют из стороны в сторону, и он издает такой противный, высокий писк, как бывает, когда люди до смерти испуганы и в самом деле могут от этого умереть. От одного страха. Ненавижу этот писк.
Внезапно раздался хруст. Девице все же удалось пробить ножом череп. Она собралась, поудобней ухватилась за рукоятку ножа и начала им проворно работать, раскрыв две половинки черепа подростка, словно разломив пополам начавший гнить плод какого-то огромного фрукта. Гигантского граната, например. Увидев, что девица зачерпнула рукой мозги, двое модников подходят ближе. Опускаются к бездыханному телу. Все трое начинают жадно есть. Жаль. Я опоздал. Мальчишку уже не спасти. Подросток в углу заливается еще более высоким воем. Пришло мое время.