Мёртвая зыбь

— Конечно, знаю. У меня отец цитировал про “эти”, когда поучал, как надо жить.

— Правильный у тебя батюшка. Так чему он тебя научил? С “этими”, я вижу, у тебя в порядке. Чего ж ты хочешь солдат-полковник? Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только “били во что-то железное”, но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом были живыми людьми со всеми их слабостями и мошонками. Это я тебе так, по дружбе говорю, все это прочувствовав. Но ко мне ты не за этим пришел. Чую, в Арктику просишься и как попасть туда не знаешь. Но я попробую это устроить. Кренкеля-радиста помнишь?

— Ну, еще бы! “Челюскин”, Северный полюс. Один из первых Героев Советского Союза.

— Так он теперь начальник всех полярных станций Главсевморпути и собирается в инспекционную поездку по своим объектам. Хочешь с ним?

— Но хочет ли он со мной?

— А это мы сейчас проверим, — и Фадеев просмотрел список телефонов рядом с красным аппаратом, стоявшим рядом со старинным темным. — Ага, “кремлевка” у него есть. Сподобился, — и он набрал номер. — Эрнест Теодорович? Фадеев из Союза писателей. Да, да! Сан Саныч. Спасибо, что запомнили. Говорят, в поход собираетесь? Мороз-воевода обходит владения свои. Я вам спутника навязать хочу. Нет, не Снегурочку. Из нашей братии, но инженера. Он ледяной мол вдоль сибирских берегов собирается построить, чтобы полынья незамерзающая осталась. Что? Такой вам даже очень нужен? Мол или автор? Оба? Но покуда речь идет только о фантасте. Когда ему прибыть? Куда? Ну, успеха вам, Эрнест Теодорович, и удачных посадок. Спасибо вам с ледяной мол величиной. Значит, Тушино.

— Слышал? Завтра в 7 утра быть на Тушинском аэродроме с вещами. Успеешь?

— Конечно, Александр Александрович. Спасибо вам от меня и от ста тысяч моих потомков.

— Понял, значит? Ну, молоток, как у нас в цехе говорят. Ждем от тебя полярных новелл.

Тушино. Тушинский аэродром. Место знаменитых авиационных праздников, собирающих многие тысячи зрителей, сейчас было пусто. На взлетной дорожке стоял американский “дуглас”, совершенно такой, что унес Званцева с генералом Хреновым из Краснодара после Керченской эпопеи.

Сашу и провожавшую его Таню охрана, предупрежденная об их приходе, пропустила на взлетную полосу.

Кренкель, большой, грузный, но стройный, широколицый, как из дуба вырубленный, стоял у трапа. При виде Званцева, воскликнул:

— Никак сам победитель паковых льдов?

— Пока в мечтах, одна из которых осуществляется, и я с вашей помощью, Эрнест Теодорович, попаду на легендарный корабль “Георгий Седов”. Заранее благодарю вас.

— Нечего благодарить. Если бы я знал, что вас будет провожать такая очаровательная фея, я никогда бы не взял вас с собой.

— Но почему?

— Да потому что “Георгий Седов” уже два года отсидел во льдах и стал легендарным. И нет оснований утверждать, что этого не случится во второй раз. А оставлять на такой срок вашу спутницу я просто бы не решился. А Фадеев это от меня скрыл.

— Не скрыл, а не знал.

— Так значит летим?

— Если вы не передумали.

— А раньше летал?

— Не только летал, но даже разбивался.

— Да ну!? — воскликнул Кренкель. — Тогда полезай скорее в кузов, бесценный спутник!

— Но почему? — еще раз удивился Званцев.

— Потому что опытный солдат знает: в одну воронку два снаряда не попадают. По теории вероятностей на одного пассажира двух аварий не приходится. Так что с вами мы, вроде как, застрахованы.

Званцев рассмеялся:

— Выходит, я бесценная личность. Я прошел все виды аварий: железнодорожную катастрофу в детстве, морскую, когда из Керченского пролива вплавь выбираться пришлось, в автомобильной аварии в Штирии еле жив остался, ну и авиакатастрофа с АНТ-25 в 1931 году.

— Хорошо, что признались. Я вас в Арктике, как национальную ценность, беречь буду.

— Очевидно, вас, Эрнест Теодорович, прошедшего в Арктике огонь и воду, и медные трубы, ваш юмор всегда выручал?

— А без этого в нашем деле крайностей нельзя. Ну, прощайся со своей феей, это во мне зависть говорит, и поехали, сначала по воздуху, а в Архангельске нас “Георгий Седов” дожидается. Не будем его задерживать. Долгие проводы — лишние слезы.

Но Таня не плакала, провожая Званцева в далекий путь. Она мужественно следила, как самолет, подняв ветер пропеллерами, побежал по дорожке, и как-то незаметно оказался над землей, сделал вираж в воздухе и скрылся за набежавшей тучей.