Читаем Мёртвая зыбь полностью

— Элеонора это знала и, замирая от страха, следила за Андреем. А когда он спугнул птиц, успокоилась и торжествовала. Тут к ней подошел Начальник станции и про Андрея спрашивает, нигде его найти не может. Она не призналась, что подбила Стогова на опасное дело. А сама следила за ним, выполняющим ее прихоть. И вдруг увидела, что птицы возвращаются. Когда дело идет о защите птенцов, то гагары орлами становятся. И увидела Элеонора, как на прилипшую к отвесному утесу фигурку напала часть стаи, заслонив его собой. Они били врага крыльями и клевали незащищенное лицо, норовя, конечно, выклевать глаза. Стогов прикрывая их одной рукой, отбивался другой. Вниз сорваться рисковал. Элеонора, видя это, бросилась в дом, схватила со стены над койкой прилегшего отдохнуть Начальника ружье и, выбежав наружу, выстрелила из обоих стволов. Эхо выстрелов прокатилось над бухтой, смешавшись с птичьим гомоном перепуганной, поднявшейся в воздух стаи. Скалолаз осторожно спустился и принес свою добычу невесте. Едва не погубила, но спасла его она. Пуху на кухлянку не хватило, но Начальник зимовки строго-настрого запретил Стогову даже приближаться к птичьей скале. А ему, коммунисту и атеисту, пришлось обвенчать Элеонору с Андреем по католическому обряду. На этом истая католичка настояла, вручив Начальнику молитвенник. Из него надо было прочесть формулу венчания. А в конце зимовки, когда Элеонора собралась в Ревель без остающегося еще на год Андрея, Начальник вынужден был развести молодоженов по советскому гражданскому кодексу. Вот такие у нас в холодной Арктике горячие дела, — закончил Кренкель, предлагая Званцеву сойти на берег. — А то можно и на скалу слазить? Как у нас со скалолазаньем? — сощурясь спросил он.

Званцев шутливо поднял обе руки вверх.

— А то бы я с ружьем подстраховал, — заверил Кренкель.

— Мне перед Фадеевым отчитаться надо, — на полном серьезе ответил Званцев, словно сам он, хоть сейчас, готов приступом брать утес.

След отважного лейтенанта Седова привел ледокольный корабль его имени к самому северному на Земном шаре клочку земли, к острову Рудольфа.

Капитан Борис Ефимович Ушаков посвятил легендарному герою “очередной румб” в своем салоне:

— Отсюда, — начал он, — уже больной, неистовый путешественник, иначе его не назовешь, стремясь к цели жизни, приказал двум своим матросам уложить его на нарты и везти через льды к Северному полюсу. Друзья мои, я старый полярник. И всю жизнь провел в борьбе со льдами. Я знаю, что пережил и чувствовал этот человек. Не было у преданных матросов никого на свете, кроме него. И повезли они вдвоем своего командира на нартах. Хотел он сказать как благодарен им, но вместо слов в морозный воздух вылетал пар и задохнулся он в приступе кашля. Матросы останавливались, склонялись к нему, говорили:

— Ничего, ваше благородие. Бог терпел и нам велел. Небось, на гвоздях висеть тяжельше было, чем на нартах лежать. Вы бы на спинку повернулись для легкости.

Он поворачивался на спину и видел над собой ночной небосвод. Находил среди звездной россыпи маленькую, но для него самую главную звездочку, Полярную звезду. В нее упирается Земная ось, проходя через Северный полюс. Вот почему он должен добраться до него, встать там с нарт, сделать шаг вправо и оказаться в южном полушарии, влево — в северном. А прямо — меж двух полушарий. Никому это не удавалось…

— Ваше благородие, обеспокоить придется. С нарт слезти. Торосы впереди, никак не объехать. Мы тебя на руках, как дитятко малое, перенесем и на нарты уложим.

И два дюжих мужика, которым бы землю пахать, брали командира, как бесценную поклажу, и, забравшись на дыбом вставшие льдины, передавали его друг другу. Пока один прижимал его к груди, другой перетаскивал нарты, чтобы уложить на них Георгия. Полярная звезда снова светила ему. И так без счету раз…

— Ваше благородье, трещина впереди. Не перескочишь. Возвратиться прикажешь?

Зашелся кашлем Седов, с клубом пара вырвалось:

— Вперед! Трещину обойти, братцы мои милые.

В приказе его мольба звучала. Но “братцев” просить не надо было. Версты две крюку они дали и вывели нарты на продолжение их следа по другую сторону трещины. А дальше снова были торосы и налетевшая злая пурга. Все вокруг превратилось в бешено летящий снег. Он напоминал горный обвал, не падал, а сугробами, со льда поднятыми, обрушивался на людей. Глаза залеплял, с ног сбивал, в наметенном сугробе погребал. Бывалые моряки полярных морей знали, как спасаются от такой вьюги местные жители. От снега в снегу укрываются. В наметенный сугроб зароются и пережидают любой буран, не давая себе уснуть.

И трех сгрудившихся путников, прикрытых нартами, пурга быстро занесла сугробом. Уснуть боялись и тормошили друг друга и командира:

— Ваше благородье, не спите.

В ответ слышали надрывный кашель и в бреду отданную команду:

— Вперед, братцы, только вперед!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии