Мертвая зыбь

Как ни странно, он, изъездивший в свое время весь остров, никогда не был здесь, на этом чахлом прибрежном пустыре. Ему вдруг страстно захотелось увидеть скалистый берег в Стенвике, с его суровой, мрачноватой красотой. Здесь все было плоско и уныло – полегшая мокрая трава, чахлые кусты и деревья. Восточный берег куда менее красив, чем западный.

О чем я думаю… он даже укоризненно покачал головой.

Дорожка кончилась. Дальше шла узкая, еле различимая в разросшейся траве тропинка. Он с трудом продирался через бурьян. Если бы не палка, он бы давно уже лежал на земле, и вряд ли у него нашлись бы силы подняться. Особенно тяжело было удержаться на ногах, когда налетали порывы ветра. Но Герлоф упрямо шел – шагнул, переставил палку, удержал равновесие. Шагнул, переставил палку, опять шагнул…

Наконец он добрался до яблони. На эти несколько метров ушли почти все силы.

Несчастная яблонька, исковерканная постоянными ветрами с моря. Листья давно опали, и надежды защититься от дождя у Герлофа не было никакой. Но, по крайней мере, если зайти с подветренной стороны и прислониться спиной к стволу, дуть будет поменьше.

Он так и сделал. Полез в карман за платком и наткнулся на что-то твердое.

Черный мобильный телефон Гуннара Юнгера.

И Герлоф тут же вспомнил – телефон лежал между сиденьями. Когда Гуннар вышел, чтобы открыть его дверцу, он, уже понимая, что его ждет, сунул телефон в карман.

И что? Он все равно понятия не имел, как пользоваться этим крошечным загадочным аппаратом. Попробовал набрать номер Йона Хагмана, послушал – молчок.

Он медленно опустил мобильник в карман.

Он еще должен быть благодарен Юнгеру, что тот оставил ему башмаки – без них он бы не смог сделать ни шагу.

Ну нет. Благодарить? Герлоф никогда и ни к кому не испытывал такой ненависти, как к Гуннару Юнгеру-Юханссону.

Деньги и земля. Земля и деньги – только это и имеет значение. Мартин Мальм получил деньги на корабль, а Гуннар Юнгер отобрал у Веры Кант все ее земли. И Лонгвик. Он-то знает, как делают деньги.

Долгие годы эти двое обманывали и Веру Кант, и ее сына.

И Герлофа.

Теперь он знал почти все. Он же и поставил себе такую цель – узнать, что тогда произошло. Но теперь это знание ни к чему.

Все эти годы ему больше всего хотелось собрать всех участников тогдашних событий, подробно рассказать, что случилось, как погибли Нильс Кант и маленький Йенс, и в конце эффектным жестом указать на преступника. Возбужденные голоса, охи и ахи, убийца теряет самообладание, пытается бежать, но его задерживают. Аплодисменты, конец фильма.

Ты просто хочешь выглядеть значительным, бросила ему как-то Юлия. Наверное, так и есть. Ощущать себя важным, незаменимым… а не полумертвым и всеми забытым пенсионером.

А как он сейчас себя ощущает? Именно так. Полумертвым и всеми забытым. Жизнь – это свет и тепло, но уже сумерки, света все меньше, а тепло покидает его с каждой минутой. А значит, и жизнь. Ноги заледенели, руки уже ничего не чувствуют. Холод парализующий, и в то же время расслабляющий… и необъяснимо приятный.

Он закрыл глаза. Перед глазами встала картина – отъезжающий «ягуар» Гуннара Юнгера. Он выбросил его пальто и портфель – оставил ложный след. Тем, кто его найдет, наверняка придет в голову самое простое объяснение: впавший в детство старикан вышел из автобуса, заблудился, пошел не в ту сторону и, мало что соображая, начал раздеваться. И замерз, бедняга.

Гуннару надо не только уморить Герлофа, ему надо, чтобы Герлоф выглядел идиотом.

Он обратил внимание, что дышит не так, как всегда, – часто и поверхностно. И когда же организм сдастся? Где-то он читал, что смерть от переохлаждения наступает, когда температура крови снижается до тридцати градусов.

Что-то надо сделать… доковылять до берега и написать послание на песке? ГУННАР ЮНГЕР – УБИЙЦА. Или что-то в этом роде. Огромными буквами, прокопать поглубже, чтобы дождь не смыл. Но он понимал, что до берега не дойдет.

Его положение напоминало положение человека за бортом. Упал с корабля в ледяную воду, и никто не заметил. Холодно, мокро, одиноко – и удаляющиеся бортовые огни твоего родного корабля. Герлоф за всю свою жизнь так и не научился плавать, и больше всего боялся упасть в воду. Для него это был бы конец. Он вспомнил Эллу. Почему-то ему казалось, что, когда он будет умирать, обязательно почувствует ее присутствие. Но нет, Элла пока не появилась.

А Юлия? Она все еще в Боргхольме? Может быть, именно сейчас она едет по шоссе в полицейской машине Леннарта Хенрикссона. Хоть бы этот подонок Юнгер оставил ее в покое.

Глупо стоять, когда можно сидеть, а еще более глупо сидеть, когда можно лежать. Где-то он вычитал эту фразу и запомнил, а вот где – испарилось из памяти.

Ноги уже не держали. Он медленно сполз спиной по стволу и сел. Шершавая кора больно оцарапала спину, и он в ту же секунду понял, что без посторонней помощи не встанет уже никогда.

Он сделал решающую ошибку. Нельзя было садиться. Теперь, когда он сел, рано или поздно захочется прилечь и заснуть. Навсегда.

Хотя бы не спать. Это было бы еще большей ошибкой.