– Так ведь убили старушку-то! – разведя руками, сокрушенно сказал Гуров. – А мы – сыщики… Ну, и вообще… Вы понимаете?
– Да, – кивнула женщина. – Понимаю.
– Фу-х! – выдохнул Гуров. – Это же прекрасно! А то если бы вы сказали, что не понимаете, то у нас бы, наверное, не хватило слов, чтобы вам объяснить, зачем мы влезаем в это расследование. Есть такие вещи, которые лучше понимаются, если их не объяснять.
– Да, – подтвердила Галина Никитична. – Есть такие вещи… А что местные полицейские?
– О, они работают тоже! Ищут… А мы – вызвались им помочь.
– Но все же вы больны.
– Э! – махнул рукой Гуров. – Разве в этом дело! Ведь убили человека! А убийца не пойман. Именно это главное, а не болезнь. Да и потом – разве это болезнь? У меня хондроз, у него – радикулит. Это же позор для истинного мужчины, а не болезнь! Вы смеетесь? Значит, со мной согласны.
– По-человечески – да, – сказала Галина Никитична. – А вот как врач я готова решительно протестовать против такой вашей легкомысленности. Кто болен, тому надо лечиться, а не ловить убийц.
– Ну, значит, будем общаться исключительно по-человечески, – предложил Гуров. – Потому что как ни посмотри, а Елизавету Петровну убили.
– Да, – вздохнула заведующая. – Убили…
Глава 10
Разговор оказался долгим. Вначале заведующая по просьбе Гурова рассказала об убитой. Елизавете Петровне Калининой шел восемьдесят первый год. В доме престарелых она находилась давно – больше трех лет. Как она здесь оказалась? По собственному желанию. Во всяком случае, так она всем и всегда объясняла. «Для чего мне быть кому-то обузой? – говаривала она. – Они молодые, у них своя жизнь. А я доживу мои годы здесь. И ни на кого у меня обиды нет». Вот и все объяснение. А кого Елизавета Петровна разумела под словом «они», она не поясняла.
Был ли у нее кто-то из близких? Да, дочь, которая жила в этом же городе. Навещала ли дочка свою мать в доме престарелых? Да, иногда приезжала. Посидят в беседке или, если плохая погода, в специально отведенном для свиданий холле, поговорят о чем-то своем – и дочь уезжает до следующего раза. Рассказывала ли Елизавета Петровна что-нибудь о своей дочери и об их взаимоотношениях? Так, самую малость. Говорила, что дочь у нее хорошая, что она была замужем, но развелась, что у нее есть сын и квартира имеется. Было ли какое-то жилье у самой Елизаветы Петровны до ее поступления в дом престарелых? Похоже, что не было. Во всяком случае, она рассказывала, что до самой отправки в дом престарелых проживала вместе с дочерью, оттого и решила стать постоялицей богадельни, чтобы никому не быть обузой, о чем, собственно, уже говорилось.
– Скажите, – спросил Гуров у Галины Никитичны, – а был ли у нее муж? И если был, то где он сейчас? Умер? Жив?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – развела руками заведующая. – Я как-то у нее спрашивала про мужа, но она не захотела говорить на эту тему. Ну, я и не стала настаивать. Мало ли как могла сложиться у нее жизнь? Для чего же лезть в душу?
– Это да, – согласился Гуров.
– Ну, а может, у нее были какие-то богатства? – спросил на этот раз Федор Ильич.
– Что вы имеете в виду? – не поняла заведующая.
– Ну, там, деньги или драгоценности…
– Да какие драгоценности? – невесело усмехнулась Галина Никитична. – Те, у которых есть богатство, к нам не попадают. Они или в частных пансионатах, или на особом попечении у родственников. А у нас казенное заведение.
– То есть для бедных? – спросил Гуров.
– Для бедных и одиноких, – вздохнула заведующая.
Помолчали. Где-то далеко, за стенами кабинета, раздавались людские голоса, звяканье чего-то металлического и какие-то другие неясные звуки.
– Скоро обед, – пояснила заведующая. – Оттого и расшумелись наши девушки…
– Они обедают в столовой? – спросил Гуров.
– Кто как, – сказала заведующая. – Кто в столовой, кому приносят еду в комнату. У нас здесь всякие – и ходячие, и неходячие.
– Сколько же их у вас? – спросил Гуров.
– Двадцать три старушки и семнадцать стариков, – ответила Галина Никитична. – Всего, значит, на сегодняшний день сорок душ. Была сорок одна душа, если считать Елизавету Петровну.
– Да… – неопределенно выразился Гуров, помолчал и спросил: – И какие же они, ваши старики и старухи?
– Всякие, – пожала плечами Галина Никитична. – Спокойные, нервные, капризные, веселые… Как и везде.
– А не безобразят? – поинтересовался Федор Ильич.
– Старушки – нет. А вот со старичками прямо беда. Они-то безобразят.
– Это как? – удивился Федор Ильич.
– Да по-всякому. Например, когда напьются. Тогда и ссорятся, и дерутся. Всякое бывает.
– Вот как – напьются! – еще больше удивился Федор Ильич. – На что же они пьют?
– Как на что? А пенсия? Они же все пенсионеры, – вздохнула заведующая. – Правда, пенсии небольшие, но им хватает. А не хватает, так просят у старух.
– И что же, старушки дают деньги?
– Когда как. Бабушки у нас бережливые. Иногда дадут, иногда отказывают, да еще и ругают старичков. Вот, мол, пьяницы окаянные, все вам мало, когда же вы напьетесь… Все как в жизни.
– Что ж они у вас такие безобразники? – покрутил головой Федор Ильич.