Не забыл забрать и второй, не менее ценный и столь же странный предмет – крошечный стеклянный пузырёк с барахтающейся внутри живой пиявкой. На вопросы о столь неказистом талисмане Линсон предпочитал отмалчиваться: извивающийся в воде червячок хранил в себе слишком личные воспоминания, от которых проводник так и не смог отказаться.
Анрее, как полагается, был подарен прощальный поцелуй, и только после этого кавалеру дозволялось обуться в прихожей и отправляться восвояси.
Жизнь в Эрконе шла своим чередом. Трудяги нехотя плелись на работу, почтальоны с утра пораньше носились с пачками писем, а дамочки обсуждали свежие сплетни, невесть откуда взявшиеся в едва проснувшемся городе, и одним глазом приглядывали за резвящейся ребятнёй.
Идиллия. Мир и покой. Словно и не лежат в трёх лигах отсюда руины Турты, некогда столицы славного Бартелиона, а ныне – города-призрака, о котором страшных историй ходит больше, чем о мохнатых дурдах и големах Сат-Харима вместе взятых. Рассказывают их тёмными вечерами в тесных компаниях, для пущей жути оставляя гореть одну дохленькую свечку, трясутся, жмутся друг к другу слушатели, но к утру всё благополучно забывается, и идут люди по своим делам. Страх страхом, а жизнь продолжается. Пока проклятие мёртвой столицы не постучало в двери, пока люди не стали иссыхать до костей прямо на ходу, нечего и переживать, попусту нервы портить.
Вышагивая по знакомым с детства улочкам, Линсон миновал жилые кварталы и вошёл в торговый район. Мерное постукивание башмаков и монотонное бормотание горожан вскоре утонули в гуле толпы и зазывающих выкриках местных торгашей.
В былые годы подобные кварталы были излюбленным местом Линсона с подельниками и по совместительству их рабочим цехом. Столько незастёгнутых карманов, столько кошельков на поясах, столько прилавков с яствами и безделушками только и ждали, когда до них доберутся шустрые ручонки голодных беспризорников.
Сам Линсон был не шибко талантлив в карманном искусстве, зато с лёгкостью находил общий язык с любыми замками, за что получил в банде гордое звание ковыряльщика. В тесной толпе он был не так полезен, как Вил или Арамео, зато при чистке домов всякий раз получал главную роль.
Но эти дела давно в прошлом. Сменяются дни и года, поколения уходят, на смену им приходят новые, и вот уже новая партия мелюзги шныряет по торговым кварталам в поисках наживы. Линсон же теперь – солидный и далеко не бедный человек. Больше никакого воровства и мошенничества, только честный и законный заработок. Ну, если не считать того, что походы в Турту сами по себе находятся под запретом. Только ведь запреты эти придуманы из заботы о простых людях, дабы те не погубили себя, завлечённые любопытством и жаждой наживы в пустынные кварталы проклятой столицы.
Линсон же знал, как войти в запретный город и выйти обратно, и не нуждался в подобной опеке со стороны властей. Хотя что-то подсказывало ему: узнай нынешний правитель или другая важная шишка, чем и как Линсон Марей зарабатывает себе на хлеб, и остаток своих дней он проведёт в сыром подземелье в тёплой компании лучших бартелионских палачей, охотно передавая достойнейшим из людей секреты своего тайного ремесла.
– Стой, тварь вшивая!
Болерт, местный пекарь, как же не узнать. Взревел так, что весь люд разом замер, как вкопанный, у иных и покупки из рук повыпадали. Казалось, этот бык в человечьей шкуре был тут всегда. Лет пятнадцать назад, когда Линсон только появился в Эрконе, Болерт всё тем же громовым рыком гонял тогдашнюю детвору, разве что весил он тогда восемь пудов, а не двенадцать.
Воришка тут же показал себя: маленькая нечёсаная головка мелькала в районе людских поясниц и бежала аккурат по направлению к Линсону, а за ним, раскидывая, словно кегли, не успевших убраться с дороги горожан, катилась через толпу туша Болерта, оглашая округу ругательствами и угрозами.
Соблюдая профессиональную солидарность, Линсон поспешно шагнул в сторону, пропуская паренька.
А вот уступить дорогу пекарю не успел.
Громоздкая туша, казалось, даже не заметила столкновения и ничуть не сбавила скорости, а бывший вор в компании ещё пары бедняг уже летел навстречу камням мостовой. Сгруппироваться, выставить руки, кувыркнуться – и вот он вновь стоит на ногах; разве что побаливает правое плечо, принявшее на себя удар осадного тарана.
Собратьям по несчастью повезло меньше. Солидного вида мужичок в камзоле и девушка-служанка распластались на дороге, приходя в себя и пытаясь понять, что произошло. Линсон бегло осмотрел обоих: вроде ничего не сломали, крови нет. Повезло, отделаются парой синяков.
И вдруг его взгляд резко замер, а с лица сошла краска. Нет, не потому, что симпатичная девица выплюнула зуб на ладонь. Рядом с ней на мостовой, поблёскивая металлом шестерёнок, лежали диковинные очки ручной работы, слетевшие с лица проводника.