Льюис сел на старый диван, из которого торчали пружины, и откинул голову назад, ощущая, как по его организму распространяется отрешённость и тишина. Он поднял с пола бутылку с лондонским джином, стоявшую рядом с обшарпанной ножкой дивана и свинтив крышку, сделал несколько глотков. Крепкий спиртной напиток высушил ротовую полость, оставив привкус ягод можжевельника на пересохших губах.
Говард встал с дивана, услышав скрип пружин, который издал этот предмет мебели, более похожий на рухлядь. Он поставил бутылку на стол, где хватало разных вещей, как нужных, так и просто откровенного барахла, найденного на досуге на чердаке. Журналы эротического содержания далёкой середины первого десятилетия XXI века, растрёпанная книга Шопенгауэра со следами разного рода человеческих грехопадений, пожелтевшие фото, старый кассетник с кассетой в деке и дневник бывшей хозяйки этого дома; почти целая жизнь семьи, чьи призраки могли летать по этим обветшалым от времени комнатам.
Льюис скинул с себя бронежилет, бросив его на диван, и подошёл к шкафу, рядом с которым стояла лопата. Он с отвращением схватил её за ручку, понимая, что копание могилы занятие не по его духу. Нет, Говард никогда не боялся запачкать собственные руки, поскольку «грязь» к «грязи» не пристаёт.
Он вышел из дома, пнув ногой входную дверь, чей скрип напрягал его слух. Желание смазать петли прерывалось в тот же момент, когда инстинкт самосохранения требовал использовать всё возможное для обнаружения противника, помимо датчиков движения, понатыканных в радиусе от 20 до 40 метров от дома.
Льюис вышел на свежий воздух под лучи вечернего солнца, частично слепившего его глаза. Говард зашёл за дом и, отступив порядка пары метров от небольшого цоколя, выложенного из булыжников, воткнул штык лопаты в сухую окаменевшую землю. В его памяти тут же всплыли воспоминания о Тунисе и той свалке, где пришлось провести около месяца, наблюдая за дельцами, любящими торговать списанным оружием, так и не дошедшем до утилизации.
Льюис продолжал копать могилу, стараясь при этом не думать ни о чём: почти так же, как люди погружается в своё хобби, когда что-то мастерят или собирают, сосредоточенно работая с любой деталью вне зависимости от её размера. Схожие ощущения испытывал и Говард, отдавая своему «хобби» всю внимательность и аккуратность.
Льюис выбросил из ямы лопату и, отдёрнув прилипшую к спине от пота тактическую рубашку, принялся вылезать из будущей «усыпальницы».
Говард вылез из могилы, глубина которой не превышала полутора метров. Он вставил в рот сигарету, достав её из пачки и, чиркнув зажигалкой, закурил. Льюис выпустил изо рта табачный дым и снова сделал глубокую затяжку. Вечернее солнце готовилось к очередному закату, потихоньку меняя цвет неба.
Говард затушил окурок пальцами левой руки и бросил его в металлическое ведро с небольшим количеством песка, стоявшее рядом с внедорожником. Льюис с трудом сглотнул небольшой остаток вязкой слюны во рту и направился в дом. Он знал, что ночь уже близко и скоро придут снова голоса, продолжая терзать его сознание, рассказывая о своих вечных пустых грёзах, потерянных жизнях и не сбывшихся мечтах… По сравнению с ними Говард был счастливым человеком, чья жизнь продолжалась, скорее, вопреки всему, чем для чего-то!
Льюис зашёл в дом и прошёл в кладовку, где тусклая лампочка, освещала безжизненное тело отца Джакомо, застывшее в положении сидя. Говард вытащил из кармана брюк на бедре выкидной нож и нажал на кнопку выброса лезвия. Воронёное лезвие разрезало липкую ленту на руках и ногах святого отца и тело брякнулось на пол. Скрипучие половицы издали свой приветственный возглас в виде характерного звука.
– Вот дерьмо! – выругался себе под нос Льюис и, схватив труп за ноги, развернул на грязном полу и потащил к только что выкопанному пристанищу.
Говард отпустил ноги отца Джакомо, бросив его тело рядом с аккуратно накиданным холмиком свежей земли. У данного природного запаха всегда в голове Льюиса всплывали определённые ассоциации. Они были далеки от понятия «могилы», а вот «траншея» или «позиция» были более близки.
Говард сбросил тело в могилу и принялся закидывать землёй. Он постарался утоптать грунт, однако, с природой ему было не тягаться. Она всесильна: умеет прощать и наказывать, понимать и принимать, но не умеет забывать!
Льюис вернулся в дом, поставив лопату рядом со шкафом, из которого воняло сыростью и чем-то похожим на отраву от клопов. Он плюхнулся на диван, который тут же издал скрип ржавых пружин, поприветствовав тем самым своего очередного постояльца. Лёгкий вечерний ветерок проникал в гостиную через разбитые окна и местами проломанные ставни. По бритой голове текли капли пота после земельных работ и хотелось выпить. Впрочем, данное желание довольно часто всплывало в мыслях Говарда, отправляя его в совсем в другую реальность, существовавшую параллельно и не пересекавшуюся с суетным миром.