Мерцающий пруд

— Она уж не преминула! В юности между Морган и Уэйдом всегда было электрическое притяжение. Морган домогалась его с присущим ей безрассудным натиском. Но мне всегда казалось, что в этой бурной истории больше ссор и страстей, чем настоящей привязанности. К счастью, он образумился и обратился к Вирджинии, должно быть, с облегчением.

— Как он образумился? — спросила Лора. — Что заставило его перенести свой интерес на Вирджинию?

Серина пожала плечами.

— Я опять же не знаю подробностей — до нас впоследствии дошли только слухи. Но я думаю, это была сама Морган — она сделала что-то ужасное, что потрясло Уэйда и заставило его увидеть ее, какая она есть.

— Мама Тайлер намекала, что она прервала и разрушила этот роман.

— Я не знаю, — сказала Серина, — но я-таки верю, что он все еще немного побаивается Морган.

— Я не понимаю, с чего бы ему бояться ее. Серина оставила белье.

— Даже мой Эдгар признает, что в ней есть определенная привлекательность. Не один мужчина, хотя она и не особенно этого добивалась, сгорел на ее свече. Забавно, что я иногда немножко жалела Морган.

— Почему?

— Потому что в детстве нелегко быть невзрачным, нелюбимым ребенком, а Вирджиния при этом была такая хорошенькая, милая и всеми любимая. И могла так легко получить то, чего Морган хотелось больше всего.

Это было новое и неожиданное представление о Морган, которое Лоре было трудно принять.

— Миссис Ченнинг — невзрачная?

— О, не сейчас. Сейчас она научилась манерам и приобрела положение в мире благодаря богатству Николаса. Женщиной она добилась своего. Но когда она была своевольной девочкой, которая никому не нравилась, у нее было тяжелое время. Только я и Вирджиния заступались за нее, но мы были не того пола. Ей было все равно, нравится она нам или нет. Ей нужен был Уэйд, и она готова была сражаться за его восхищение, даже если ее действия вызывали в нем протест. Но она была такая дикая, одинокая малышка, что мне поневоле становилось жаль ее.

Лора молча слушала, с трудом примиряя свои последние впечатления о Морган с картиной, которую помнила Серина.

— Я никогда не забуду, что произошло в день моего пятнадцатилетия, — продолжала Серина. — Дайте подумать — Морган в то время должно было быть тринадцать. Уэйд и Адам — ровесники, на год младше Морган, а Вирджинии было восемь или девять лет.

Серина отложила работу и принесла еще один стул к камину.

— Сейчас одинаково подходящее время, как и любое другое, рассказать вам об этом, — сказала она, заправляя яркий локон обратно под чепчик и разглаживая свой большой белый передник. — Мне надо отдохнуть, и мы можем провести это время одни. Не хотите ли чашечку кофе, Лора?

Лора отрицательно покачала головой:

— Нет, спасибо. Пожалуйста, расскажите мне эту историю. Мне очень нужно узнать что-нибудь, что поможет мне лучше разобраться во всем.

— Мой день рождения приходится на август, когда на острове может быть очень жарко. Поэтому в тот год моя мама устроила мне празднование дня рождения на открытом воздухе. Были и мои старшие друзья, конечно, но ко времени того происшествия они уже ушли домой, и оставались только соседи и несколько взрослых. Мама всегда приглашала детей Амброза на наши праздники, хотя миссис Тайлер не одобряла этого. В общем, мы пятеро были в саду, переполненные сверх меры мороженым, конфетами и пирожными. Вирджиния строила домик из веточек, камней и листьев, а мы с Уэйдом помогали ей. Она была такой приятный, дружелюбный ребенок, что мы все любили доставлять ей удовольствие. Адам беспокойно рыскал вокруг, стреляя индейцев или что-нибудь в этом роде, и ему всегда нужно было двигаться, а Морган качалась в гамаке, сердитая оттого, что никто не обращал на нее особого внимания. Мы тогда жили в доме моего отца в усадьбе Хьюмов, рядом с вашей. В том доме, что сгорел.

Она вздохнула от грустного воспоминания.

Лора смотрела в огонь, слушая тихий голос Серины, который рисовал перед ее воображением далекие картины, и почти ясно видела детей в тот давний августовский день. Вирджинию, маленькую и светловолосую, с улыбчивой ямочкой на щеке. Серину, старшую, терпимую и добрую. Адама, непоседу, вечно готового к озорному приключению. Уэйда, бледного оттого, что он плохо ел и его часто держали взаперти, но всегда стремящегося к тому, чтобы его любили. И, наконец, Морган с растрепанными темными волосами, которые ни за что не хотели заплетаться в косу, с ее слишком большим носом и темными бунтарскими глазами, с надутым ртом.

Она почти явственно могла слышать слова беззаботных женщин на крыльце — взрослых, уверенных, что дети заняты своими играми и не прислушиваются к взрослому разговору.

Все началось с замечания одной из гостей миссис Хьюм.

Она посмотрела на Морган, угрюмо лежавшую в гамаке, и покачала головой, обращаясь к своим приятельницам:

— Какая жалость, что девочки Амброза такие разные. Малышка такая трогательная и очаровательная. Даже без приличного семейного положения она хорошо устроится в своем кругу. Но старшая — страшила. С таким плохим характером, такая неинтересная.