Мерцающие

– Пострадали многие, – продолжал врач. – Кое-кто перенес это событие тяжелее других. Для вас неудивительно, учитывая вашу историю.

– Не понимаю.

– Мы не задержим вас здесь, после того как ваше состояние стабилизируется, – успокоил он. – Помните, мы ведь с вами об этом уже говорили?

– Не помню.

Он чуть нахмурился и записал что-то в моей карточке.

– Ретроградная амнезия. Думаю, лекарства придется полностью отменить. Как у вас с настроением?

– Нормально, – заверил я.

– А тремор?

Я на пробу вытянул руки. Пальцы дрожали.

– Гораздо лучше, – кивнул он.

Я выпучил глаза. Если это – «гораздо лучше», что же было раньше?

– На краю зрения ничего не мельтешит?

– Нет.

– Навязчивые мысли? Тревожность?

– Нет.

– Бред?

Эта роль ему подходила. Я оглядел кабинет. Мило. Книги, приятный деревянный стол. Он старался: создавать впечатление – это важно. Окно, за ним приятная лужайка. За ней деревья и синее небо. Солнце светит.

– Только…

– Что только?.. – спросил он.

И я чуть не рассказал. Чуть не выложил все. Но сдержался. Смолчал потому, что за окном светило солнце, и мне хотелось еще разок подставить щеку его теплу.

– Кошмары, – договорил я. – Изредка снятся кошмары.

– О чем?

– О женщине. Ее зовут Мерси. У нее недостает пальцев на руке.

– На руке? – заинтересовался он и поднял перо, но записывать ничего не стал. – Мы беседовали о вашей семье, помните?

– Помню, – сказал я. Хотя предпочел бы не вспоминать.

– С тех пор прошло много лет. Пора простить себя. Расскажите свои сны подробнее.

– Не помню, – проговорил я как сквозь стекло.

Мне не нравился взгляд врача. Я встал. Я не хотел больше разговаривать. И думать об этом больше не хотел.

– Я арестован?

– Что? – Врач свел брови в искреннем недоумении. – С какой стати вас арестовывать?

– Значит, я могу уйти?

Озабоченный взгляд вернулся. Доктор что-то пометил в моей карточке.

– Скоро сможете, – ответил он. – Как только состояние стабилизируется.

Я склонился вперед, потер виски. Подумал, что так же сидела перед врачами моя мать. Не сомневаясь в своем бреде.

– Я должен уйти, – сказал я. – Не могу здесь оставаться.

– Думаю, пока это не лучшая мысль. Особенно учитывая последние события.

– Какие события?

Он выкатил глаза.

– Вы видели их в новостях последние пять дней.

– Что видел? – Я очень старался вспомнить что-нибудь, хоть что-то, о своем пребывании в больнице. Ничего не вспоминалось.

Взгляд врача стал жестче.

– Это показывали по всем каналам.

– Да что случилось? Что показывали?

Брови у него снова сошлись.

– Определенно назначения придется отменить. Впервые вижу настолько тяжелую ретроградную амнезию. Такая реакция ненормальна.

Я услышал голос Брайтона. «Вы разбили мир».

– Что случилось? – повторил я. Доктор молча продолжал писать, и тогда я ударил ладонью по столу: – Что случилось?

51

Подъехав, я оставил машину перед отелем. Движение было чуть меньше, чем мне помнилось, а больше ничего не изменилось. Казалось, год промелькнул, а ведь минуло всего несколько недель. Я вошел.

Дежурная взглянула на меня поверх очков. Женщина средних лет с голубоватыми волосами и без лишней косметики.

– Я здесь несколько недель назад снимал номер и кое-что оставил.

– Имя и номер?

Я узнал портье, а она меня нет. У нее перед глазами прошли, наверное, десять тысяч лиц.

– Эрик Аргус, номер 220.

– У нас есть отдел находок, – сообщила она. – Что вы потеряли?

– Конверты. Два конверта из манильской бумаги. Они лежали в сейфе в шкафу. И маленький рюкзачок.

На несколько минут женщина скрылась и вернулась с ранцем и конвертами.

– Эти?

– Да-да.

Она подтолкнула ко мне бланк.

– Подпишите здесь. Документы у вас есть?

Открыв бумажник, я показал ей права. Она переписала номер.

Подписав бланк, я получил конверты. Почти невесомые, а вот рюкзак тяжело стукнул по стойке.

– Удивляюсь, как они сохранились, – заметил я.

– Вам повезло. Мы храним находки ровно месяц.

– А потом куда?

Она пожала плечами.

– Работники разбирают. Кто первый схватит, тому и достанется.

За моей спиной тихо открылась автоматическая дверь, вошло семейство. Мать с отцом, мальчик и девочка. Мне они представились отдыхающими на берегу океана.

– Вам еще что-то нужно? – спросила портье.

– Да, – кивнул я, – я хотел бы снять номер.

* * *

Я остановился на стоянке.

Ветер дул с океана, по площадке бежали песчаные змейки.

Я открыл лежавший рядом бумажный пакет и сковырнул наклейку. Отвернул пробку и понюхал бутылку.

Хороший бурбон. 45 градусов.

В моем приемнике звучала музыка, женский голос вел нежную мелодию. Я представил свою жизнь другой. Представил, что я могу на этом остановиться. Не сделать первого глотка.

Руки у меня задрожали.

Прошло три месяца.

Я взглянул на манильские конверты и лежащий поверх отцовский пистолет.

Стану ли я снова пить?

Конверты знали ответ.

От первого глотка меня прошибли слезы. Потом я запрокинул бутылку и сделал длинный глоток. Я силился вызвать видение. Я вспоминал Сатвика.

«Знают ли они, что отличаются?» – спросил я его.

«Один из них, – ответил он. – Один знает».

Когда бутылка наполовину опустела, я перевел взгляд на пистолет.