Мерцающие тела (СИ)

С этим знанием что-то нужно было делать, ведь бессмысленное хождение из угла в угол по замкнутому пространству не решало проблемы, а только убивало драгоценное время.

Ухватившись за решетку окошечка, гермафродит выглянул снова.

- Эй, в десятой!.. - сдавленный полушепот в тихом коридоре показался криком, и Локко на всякий случай замолкла на минуту. Но охранник, обязанный сторожить покой одиночек, похоже, куда-то отлучился, не прервал попытку разговора. - Эй! Я чувствую, что там кто-то есть! Мне нужно узнать время!..

Судя по продолжительному молчанию, сосед напротив спал или был крайне необщительный, и с радостью бы не вступал в контакт совсем.

- Эй, меня заперли раньше или позже тебя?! - но Локко не отставала, что обоим грозило наказанием, если их застанут за болтовней.

- Раньше, - неохотно выдали из-за соседней двери, и Локко сразу узнала этот недружелюбный мальчишечий голос. Еще бы, его знали все, кому доводилось болтать с узниками данного сектора, потому что этого, отличавшегося почти что безрассудным непокорством, пацана абсолютно всегда садили “подумать над своим поведением” в десятую камеру. Поэтому поверх старого и мало кому известного прозвища к нему прилипло новое - “Десятый”.

Все это Локко вспомнила, едва услышав одно слово. Но тут же ей стало не до копания в памяти по поводу наличия сведений о тихом бунтаре, ведь он добавил:

- Я здесь уже двое суток. Никого не «вселяли», а значит, тебя заперли раньше.

Черт! Черт подери!

Раз гермафродит провалялся в отключке больше двух дней, то выходит, Люцифера точно уже отправили восвояси. И, скорее всего, с ним никогда больше не получится встретиться!

Подавитель и батареи хорошо сделали свою работу. Вместо всплеска горестных эмоций, который наверняка отразился бы на окружающей обстановке не лучшим образом, - слезы и тихие всхлипы. Локко почти не чувствовала отчаянья, лишь невероятное опустошение, от которого хотелось лечь и накрыться с головой. Так она и поступила.

Без брата мир показался холодным и тусклым. Сейчас бы, как никогда, пригодится старый родной свитер в радужную полоску, но он остался в личном шкафчике девчачьей спальни. Жесткая школьная форма царапалась и слабо грела, даже если до упора натянуть складчатый подол юбки на колени в штопанных колготках, и давившаяся плачем Локко дрожала в нервном ознобе.

Спустя какое-то время слезы кончились и высохли, а кокон из покрывала вокруг тела собрал хоть немного тепла, чтобы подарить спасительную дремоту.

Собственно, сидящим в одиночках подросткам ничего не оставалось, кроме как дремать или читать бумажные книги, зачастую учебники. Маленьким детям в таком положении было проще развлечь себя - им выдавались игрушки, но с возрастом наказание ужесточалось само собой.

Зато потом, выпущенные на относительную волю, Генераторы старались ловить больше положительных эмоций и меньше огорчать своих наставников. Любителей сидеть с подавителями в одиночках было наперечет, и психологи подозревали у таких ребят разные недуги с головой, вроде мазохизма.

Вряд ли к ним относился рецидивист Десятый, у него просто имелись какие-то свои счеты с местными правилами.

В системе наказаний за плохое и поощрений за хорошее поведение многие маги усматривали бреши. За негативным излучением, словно кнут, следовало принудительное “отключение” в виде успокоительного или снотворного, а затем одиночка. За позитивное излучение хвалили разными способами, чаще всего дарили подарки.

Дрессировка, проверенная годами, однако - во всех случаях Источникам следовало придерживаться общепринятых социальных норм.

И вот здесь шла трещина, ибо не только люди, но и маги были совершенно разными, со своими привычками и заскоками. Кто-то радовался аромату цветов, при обонянии которого сам “расцветал” так, что хоть напрямую с него заряжай аккумуляторы. Другой любил красиво одеваться и гладить пушистых собак.

Но не всем радость дарили одобряемые обществом вещи и явления. Третий ловил кайф от зажимания девочек по углам. Некто тайком воровал, или вовсе, как Велиал, изводил всех вокруг тычками, придирками и откровенными побоями. Многие наслаждались своей особой силой и властью, не обращая внимания на пострадавших.

Кто-то хотел запретной любви.

И это тоже давало “положительные”, то есть подходящие для сохранения в сотах и дальнейшего использования человечеством, эмоции!

Для того, чтобы запретами не обрубить Генераторам совсем уж всю энергетику, работникам напичканного камерами и жучками Зимпа приходилось тщательно отслеживать происходящие безобразия, ПОЗВОЛЯЯ ИМ ТВОРИТЬСЯ В ДОПУСТИМЫХ ПРЕДЕЛАХ.

Велиал мог “незаметно” бить малолеток, пока не калечил их и не доводил дело до взрывов.

Локко могла тащиться со сводного совершеннолетнего брата, пока не пыталась завязать с ним более плотные отношения, или не доводила дело до взрыва.

И вот - довела.

Сейчас она, наверно, ничего удобного и полезного не излучала.

“Какая разница, если Люца больше здесь нет”, - судорожный вздох. - “Мне можно вообще не покидать эту камеру… Буду жить тут неделями, как Десятый, и люди скоро забудут про меня…”