Мерлин

— Несколько дней, — отвечал я. — Поверь, я хотел бы пробыть дольше.

— Но... — Он помнил мой характер, быструю смену настроений и планов, — но это невозможно.

Я кивнул:

— Да, невозможно.

Мы проехали несколько шагов, и я натянул поводья.

— Пеллеас, послушай внимательно. Ты нашел меня и вернул к людям. Спасибо тебе за это. Однако, боюсь, скоро ты проклянешь день, когда попросился ко мне на службу, и пожалеешь, что терял время на мои поиски.

— Прости, господин, но скорее твое собственное сердце тебя пре­даст, чем я так подумаю! — с жаром воскликнул он.

И я чувствовал, что он говорит искренне.

— Никто не поблагодарит меня за то, что я совершу, — продол­жал я. — Может быть, многие на этом острове будут произносить мое имя с ненавистью и презрением, и все обратятся против меня.

— Другие пусть делают свой выбор, а я свой сделал, господин мой Мерлин.

Он говорил с искренним пылом. Теперь, когда он понял, какие трудности нам предстоят, я мог без страха вверить ему свою жизнь.

— Да будет так, — произнес я. — Да вознаградит Господь твою ве­РУ, ДРУГ.

Мы двинулись дальше. После разговора у обоих камень упал с ду­ши. Пеллеас радовался, и я вместе с ним.

Аврелию и Утеру, сыновьям Константина от разных жен, непохо­жим, как утро и вечер, предстояло покончить с правлением Вортигерна. Королем по праву наследования стал старший, Аврелий, прирожденный властитель. Его мать, Аврелия, происходила из знат­ной римской семьи (чего нельзя было с уверенностью сказать о самом Константине). В ее роду были наместник провинции, сановники, прави­тели городов, чтимые матроны.

Однако Аврелия умерла от лихорадки, когда ее младшему сыну было всего три года, и Константин, опьяненный победами над пикта­ми, скоттами и саксами, спутался с дочерью одного из побежденных

саксонских вождей. В приступе великодушия он женился на золото­волосой красавице Онбраусте. Через год родился маленький Утер.

Мальчики воспитывались по римскому обычаю под надзором до- верейного слуги. Старший брат, Констант, с рождения посвященный Богу, рос отдельно в небольшой обители при Вента Булгарум. Когда Константина убил, мстя за родичей, его собственный раб-пикт, старый Госселин, архиепископ Лондонский, опасаясь за жизнь мальчиков, за­брал их к себе.

Вортигерн своими интригами сгубил Константа, и Госселин принял мудрое решение: переправил мальчиков в Арморику, во владения ко­роля Хоеля, где и спрятал в монастыре. Здесь он мог сам за ними при­глядывать, зная, что Вортигерну до них не дотянуться. Тут они и вы­росли, с нетерпением ожидая, когда смогут вернуться и потребовать принадлежащее им по праву.

Я знал, что так оно и будет, однако, если они захотят продвинуть­ся в объединении страны дальше, чем некогда Вортигерн, им потребу­ется помощь. Хенгист не даст им спокойно наслаждаться плодами по­беды, а не станет сакса — начнутся междоусобные войны с местными королями. Короче, без меня им не обойтись.

Мы с Пеллеасом гнали, не жалея коней. Он ехал впереди, я еле- дом, внимательно примечая все перемены. Особенно изменились посе­ления. Страх сделал свое дело — повсюду появились высокие камен­ные стены. Большие города, которые так трудно защищать, оказались по большей части заброшенными, люди перебрались в маленькие, хо­рошо укрытые каменные поселения, которые меньше привлекают внимание разбойников.

Казалось, все людское жилье съежилось и затаилось. Улицы еде- лались уже, дома — теснее и меньше. Люди словно стремились при­жаться друг к другу перед лицом сгущающейся тьмы.

Смотреть на это было и грустно, и досадно.

Клянусь Святым именем Господним, мы — дети Живого Света! Мы не должны забиваться в ямы, как перепуганная скотина. Это Остров Могущественного, он наш по праву! Враг на свою голову оспа­ривает это право, но, клянусь Великим и Благим Светом, мы не усту­пим ни пяди!

Сказать по правде, мы уступали. Куда ни глянь, нас теснила напол­зающая тьма. Мы уже не верили в свое право и свою способность от­стаивать родной дом. И я видел: если ничто не изменится, отступление превратится в беспорядочное бегство.

Меня поддерживало то, что сама земля не изменилась. Высоко возносился строевой лес, поля, когда их не мешали засеять и убрать, приносили богатый урожай, коровы и овцы давали мясо, кожу, шерсть, в старых римских рудниках по-прежнему добывали олово, свинец и, что важнее, железо для мечей и доспехов.

Да, в этом заключались утешение и поддержка, но здоровое крес­тьянское хозяйство еще никого не сделало храбрецом. Чтобы народ расправил плечи, нужен быстрый, впечатляющий успех — победа на поле боя, которая остановит продвижение варваров. Вот почему мне надо было видеть Аврелия.

В юном орле, который звался этим именем, я угадывал большие задатки. Может, это он станет Верховным королем, которого я ищу, и вернет людям веру.

О, я видел Аврелия издалека — в отблесках пламени, в плошке черной дубовой воды — ив определенной мере знал, что он за чело­век. Но мне надо было встретиться с ним, посидеть, поговорить, что­бы разобраться в его душе. Только тогда я уверюсь, что у Британии есть достойный Верховный король.