Мерлин

Она закончила, а мы остались сидеть в почтительном молчании. Я встал, обнял ее, и все родичи, один за другим, стали подходить и про­щаться — каждый брал мои руки и целовал их в знак благословения. Тейрн подарил мне копье, которое сам сделал, Ноло — новый лук и колчан стрел со словами: "Возьми, Мирддин-брат. В дороге понадо­бится".

— Спасибо, фейн-брат Ноло. Возьму с радостью.

Потом подошел Элак.

— Мирддин-брат, ты большой, как гора. — (И правда, я так вырос, что возвышался над ними всеми). — Зимой тебе будет холодно. Возьми этот плащ.

И он надел мне на плечи чудесный плащ из волчьего меха.

— Спасибо, фейн-брат Элак. Буду носить с гордостью.

Последней подошла Вриса. Она взяла мои руки и поцеловала их.

— Теперь ты мужчина, Мирддин-брат, — тихо сказала она. — Тебе нужно будет золото для жены.

Она сняла с руки два золотых браслета, надела их мне на запястья и крепко меня обняла.

Если б в этот миг она попросила меня остаться, я бы остался. Однако вопрос был решен; она и другие женщины отошли за стоящие камни, и вскоре мужчины последовали за ними, чтобы страстным со­итием обеспечить новый удачный год. Мы с Герн-и-фейн вернулись в землянку, она подала мне праздничную чару верескового меда, я вы­пил и уснул.

С тяжелым сердцем покидал я на следующий день свою семью Подземных жителей. Они стояли у входа в землянку и махали рука­ми, собаки и дети бежали рядом с моим черным пони до самого низа холма. Возле ручья они остановились — им нельзя было пересекать воду, и я, оглянувшись назад, увидел, что фейн исчез. Остались лишь холм да серое бесцветное небо.

Я вновь был в мире людей-больших.

Я держал путь на юго-восток в надежде выехать на старую римскую дорогу,

идущую от Вала до самого Ардеридда, если не дальше. Она бы вывела меня к Дэве, северному Городу Легиона, и горам Гвинедда, где я в последний раз видел своих близких. Мысль у меня была одна — вернуться к холмам и ложбинам у Ир Виддфа, где я видел наших дружинников. Я не сомневался, что кто-нибудь там будет, как не сомневался в том, что солнце взойдет на востоке. Меня будут искать, пока не получат известия или знака, что я мертв.

Надо было лишь отыскать дорогу. Время, впрочем, поджимало — со дня на день погода могла испортиться, и мои сородичи отправились бы зимовать домой. Солнце и так светило тусклее, ночами подмора­живало. Если они не отыщутся в ближайшее время, придется ехать до самого Маридуна — трудное и опасное путешествие для одинокого странника.

Я трогался в путь до света и ехал долго после заката. Так мне уда­лось довольно быстро пересечь большое пустое пространство. Фейн в преддверии зимы откочевал на север; я и не догадывался, как далеко, пока на горизонте не выросла черная громада Калиддонского леса. Видимо, в прошлом году, перебираясь на зимние пастбища, мы обо­гнули его с запада. Кратчайший путь на юг лежал через лес, но я стра­шился въехать в его тень.

Однако время поджимало, и я, приготовив копье и лук, повернул на дорогу, которая вела в лес, надеясь пересечь его дня за три-четыре.

В первые сутки не произошло ничего примечательного. Я ехал сквозь буйство осенних красок — багрянец и золото пламенели в ко­сых лучах. Только шелест сухой листвы да треск сучьев под копыта­ми пони, редкий птичий крик или беличье цоканье отмечали мой путь через лес. Средь огромных, обросших зеленым мхом ясеней и дубов, раскидистых рябин и вязов, стройных сосен и курчавого тиса царила тишина, и она ясно давала понять, что мы здесь лишние.

69

Глава 8

На второй день упал туман, перешедший в мелкую морось, от ко­торой вскоре на мне не осталось сухой нитки. Несчастный и промок­ший до костей, я продолжал путь, пока не оказался на заросшей папо­ротником поляне у быстрого ручейка. Покуда я решал, где его пере­ехать, дождь перестал, тучи поредели и проглянуло бледное солнце. Я спрыгнул с пони, провел его через заросли папоротника к воде и стал поить.

Видимо, поляна и просвет в небе подействовали на меня ободряю­ще, потому что я стянул мокрый наряд и разложил на камнях у ручья в надежде, что скоро совсем развиднеется. И я не ошибся.

Однако, когда облака разошлись, неподалеку затрещали кусты. Я машинально затаился и стал невидимым. Шум приближался, и я, раз­умеется, его узнал — прямо на меня бежал дикий кабан, за которым гнался охотник.

Через мгновение вепрь-исполин выбежал из подлеска в каком-то десятке шагов выше меня по течению. Его черная шкура была исчер­чена белыми отметинами. Как подобает старому вояке, он не замед­лил бега, со всего разгона влетел в ручей, пронесся по воде, поднимая фонтан брызг, и исчез на другом берегу.