— Две вещи, — ответил я. — Во-первых, если ты подумывал о верховном престоле, оставь эту мечту — она не исполнится. Во-вторых, собери дружину из деметов и силуров и едем со мной: отдашь ее Аврелию.
— На какой срок? — спросил кто-то из приближенных.
— На какой он скажет. Навсегда.
Теодриг потянул себя за подбородок и оглядел советников.
— Сегодня мне этого не решить. Утро вечера мудренее.
— До завтра подожду, — промолвил я, вставая, — но не более того. Спокойной ночи, Теодриг.
Глава 3
На следующее утро я встал рано, чтобы узнать решение Теодрига, однако короля нигде не могли сыскать. Его покой был пуст,
никто не мог сказать, когда и куда он уехал. Оставалось только ждать его возвращения и воображать худшее.
Позже я по настоянию Пеллеаса съел несколько ячменных лепешек и выпил разбавленного вина, потом вышел взглянуть на каер, пытаясь за новым разглядеть старое. Таким, думаю, был Каердиви дедушки Эльфина в Гвинедде — оживленная суета за широким земляным валом и бревенчатым частоколом.
А люди! Куда подевались мои бывшие подданные? Те бритты одевались на римский манер, теперь же меня окружали древние кельты: женщины в длинных, пестрых накидках, мужчины в клетчатых штанах и рубахах; у каждого был перекинут через плечо кимрский плащ в крупную клетку, а длинные, убранные назад волосы заканчивались тугой косицей или конским хвостом. И повсюду, куда ни глянь — на шее, выше локтя, на запястье, — украшения из серебра, бронзы, меди, покрытые причудливым кельтским узором.
Низенькие домики — по большей части бревенчатые под тростниковой или соломенной крышей — почти вплотную лепились на бывшем дворе виллы.
На пригорке, где раньше стоял языческий храм, теперь расположился кузнец со своей кузней. Кузня была каменная — на ее строительство разобрали древнюю кладку.
Что ж, в дни борьбы, когда избавительным божеством становится сталь, пусть храм превратится в кузницу!
Однако в то утро, такое яркое и летнее, грозовые тучи казались далекими-предалекими; здесь же царили мир и покой. В такой день ответ Теодрига скорее всего окажется отрицательным.
Я почти слышал, как они подталкивают Теодрига к тому же, к чему склоняется он сам; похоже было, что усилия мои напрасны. Хуже того: если я обманулся в деметах и силурах, которыми некогда правил, где уж мне сговориться с далекими северными королями! Может быть, надо было заявить
И я ждал — как собака перед барсучьей норой. Когда же вернется Теодриг?
К ужину я, окончательно измученный, прилег ненадолго и задремал. Разбудил меня Пеллеас.
— Проснитесь, хозяин, лорд Теодриг вернулся.
Сон как рукой сняло.
— Когда?
— Только что. Я слышал крики, когда он въезжал во двор.
Я встал, плеснул в лицо воды из умывального тазика, переоделся, расправил складки плаща на плече и вышел навстречу королю.
Если ожидание вымотало меня, то Теодригу, судя по его виду, пришлось не легче. Под глазами у него были круги, лицо посерело от усталости и пыли; очевидно, он не спал и пробыл в седле дольше, чем собирался. Однако на губах его играла улыбка, и в моей душе шевельнулась надежда.
— Кубок мне! — крикнул он, входя в зал. — Несите всем кубки!
Я ждал, пока он первым подойдет ко мне и заговорит.
Король, в свою очередь, дожидался, когда принесут кубки, чтобы промочить пересохшее с дороги горло. Он отпил большой глоток, медленно, наслаждаясь мгновением.
— Ну, Мирддин Эмрис, — промолвил он наконец, ставя кубок и вытирая усы тыльной стороной ладони, — перед тобой — многострадальный союзник Верховного короля.
Мне хотелось испустить радостный вопль, но я сдержался и просто ответил:
— Что же, рад слышать. Но почему многострадальный?
Теодриг устало покачал головой.
— Потому что мне пришлось уламывать своих вождей. Они же, как один, противились твоему плану и выдвигали железные доводы, от которых я должен был отбиваться.
— И ты отбился.
— Да. — Он взглянул на мрачных советников: те обиженно молчали. — Хотя никто из них мне не помог! — Он еще раз обвел их взглядом и потер ладонью затылок. — Христом Богом клянусь, я убеждал так, словно от этого зависела моя жизнь...
— Очень может быть, что и зависит, — сказал я.
— Так или иначе, — продолжал Теодриг, — я славно потрудился для тебя, Мирддин Эмрис. Ради тебя я немало смирил свою гордость и готов еще немного ее смирить, чтобы сказать: ты теперь мой должник по гроб жизни.
— Хорошо. Такой долг я оплачу с радостью; по мне, большая честь — задолжать столь достойному владыке.