Мерлин

— Они засели в крепости Горласа, — вставил другой. Теперь и его прорвало. — Утер не может туда войти, а они не хотят выходить наружу.

Я все понял. Утер и впрямь застал королей врасплох. Он поспел, пока они сидели и замышляли измену. Не рассчитывая, что на них нападут, они взяли только свиту, и теперь у них нет ни людей, ни оружия, чтобы встретить противника в чистом поле.

Такой поворот событий поставил Горласа в неразрешимое положение. Человек его склада не предает друзей, и никакая сила на земле не заставит упрямого западного вождя нарушить законы гостеприимства. Однако защищать мятежных владык — значит явить непокорность Верховному королю, которому Горлас поклялся в верности.

Я мог вообразить, какие муки терзают Горласа. А Утер, чья ярость с каждым днем нарастает, винит именно его.

И при этом Утер не может взять крепость приступом. Что его удерживает? Игерна. В крепости его любовь. Он не может повести войну против отца невесты, рискуя навсегда утратить ее расположение. Не может он и отступить, позволив изменникам уйти безнаказанно.

И вот, не зная, что делать, он призывает меня. Что ж, Утер, мой молодой король — такой упрямый, так легко поддающийся гневу, — не зря тебя назвали Главным Драконом.

Наверное, я мог бы позлорадствовать, что Утер не сумел без меня обойтись. На самом деле я испытывал лишь безграничную усталость. Мне казалось, что все труды ради возвышения Аврелия пошли прахом и что помощь Утеру тоже обернется ничем.

Я давно решил, что Утер — не тот Верховный король, который мне нужен. Не ему создавать Летнее Царство. Значит, надо искать кого-то еще.

Однако сейчас он Верховный король, и, что бы ни думали властолюбивые царьки вроде Морканта и Дунаута (если они вообще могут думать), он не глуп и не ленив. У него острый ум военачальника и умение повелевать. Все это очень нужно Британии. Если на то пошло, самый его сан заслуживает почета и уважения.

Я чувствовал, что ничем хорошим это не кончится. Разумеется, надо поддержать Утера — в этом я не усомнился ни на миг. Однако в то же время надо попытаться спасти то, что еще удастся, как ни мало на это надежды.

Пеллеас даже больше меня сомневался в успехе.

— Почему не позволить Утеру разнести их в мелкие клочья? — спросил он, пока мы спешно собирались в Тинтагиль. (У него не было ни малейших сомнений в том, кто выйдет победителем.) — По-моему, Дунаут и его друзья сами накликали на себя беду. Пусть ответят за измену.

— Ты забыл про Игерну, — отвечал я. — Уверен, Утер про нее помнит.

Да, Утер не забыл про Игерну. Более того, он едва ли был в силах думать о чем-нибудь, кроме нее.

К тому времени как мы достигли расселины перед крепостью Горласа, оскал на лице Утера мог напугать огрызающегося пса. Его советники и предводители дружин старались держаться подальше, чтобы не угодить под горячую руку.

При моем появлении взволнованный шепот пробежал по рядам воинов. Во взглядах людей, уставших от долгой осады и королевского гнева, читалось облегчение.

— Теперь что-нибудь сдвинется, — говорили они. — Мерлин прибыл! Чародей среди нас.

Да, без чародейства этот клубок было не распутать. Лишь чудо могло нас спасти.

Мне пришлось самому возвестить о своем приходе — слуга Утера боялся войти к нему в шатер.

Он сидел посреди шатра на походном стуле, небритый, с всклокоченными рыжими волосами.

— Я здесь, Утер.

Он поднял глаза.

— Не быстро ты ехал, — прорычал он. — Явился обгладывать кости?

Я оставил выпад без внимания и налил себе немного вина в королевский кубок.

— Что у тебя плохого?

— А что хорошего? — угрюмо отвечал он.

— Если тебе нужна моя помощь, говори, в чем дело. Я в спешке проделал немалый путь, но сей же час поверну обратно, если ты не выпрямишься и не объяснишь мне все, как мужчина.

— Мои верные вассалы залегли здесь, — он быстро указал на крепость, — и замышляют мою погибель. Или это, по-твоему, не плохое?

— Мне казалось, ты в силах разобраться с такого рода бедой, а ты сидишь в потемках и рыдаешь, словно девица, потерявшая любимый наперсток.

— Ладно, сыпь соль на рану. Если это — твоя помощь, так возвращайся туда, откуда приехал. — Он внезапно вскочил со стула, будто его начало припекать снизу.

— Клянусь Вороном, ты ничуть не лучше тутошней своры. Вот и шел бы к ним! Бросить вам всем кость?

— Ты роняешь себя, Утер, — прямо сказал я. — Ты до сих пор не ответил, что тебя гнетет.

Наконец он поднял на меня глаза, словно загнанный собаками медведь.

— Я не могу напасть на крепость, когда там Игерна!

Моя цель была достигнута. Едва произнеся ее имя, Утер переменился. Исчезла бессмысленная злоба; он развел руками и горько улыбнулся:

— Теперь ты все знаешь, любитель соваться в чужие дела. Скажи же, что мне делать?

— Что я могу сказать тебе такого, чего бы еще не предложили твои советники?

Он закатил глаза и втянул щеки.

— Ну пожалуйста!

— Твоя злоба ослепила тебя, Утер, иначе ты сам отыскал бы выход.

Он не ответил, но остался стоять, понурив голову и уронив руки.

— Клянусь светом Ллеу! — выкрикнул я. — Ты не первый влюбленный на земле! Хватит кататься, как раненый медведь, давай подумаем, что можно исправить.