Меридон

Она присела.

– Мэм, прошу вас, мне не позволено входить в спальни.

– Ладно, – сказала я.

Я устала от условностей этого дома, от этой жизни, в которой шестилетнего мальчика могли отослать в школу и больше не пускать домой.

– Можешь идти.

Я сунула руку в карман и нашла шестипенсовик.

– Вот, – сказала я. – Спасибо, что помогла.

Глаза служанки расширились, и я вдруг вспомнила, что мог значить шестипенсовик для молоденькой девчонки, вроде этой.

Вроде нас двоих, тогдашних.

Служанка вышла и закрыла за собой дверь, а я принялась возиться с сапогами Перри. К тому моменту, когда я их сняла, Перри лежал на спине, и из-под его опущенных век текли слезы. Когда я села рядом с ним на кровать, он повернулся и зарылся лицом мне в колени.

– Я никогда никого не полюблю, как Джорджа, – печально произнес он. – Если бы только он был жив и мне больше не надо было быть лордом! Не надо жениться, заводить наследника, ничего не надо.

Я погладила его светлые кудри, закрутив одно колечко вокруг указательного пальца.

– Я знаю, – нежно сказала я. – Мне тоже кое-кого не хватает.

Он крепче обнял меня за талию, и я почувствовала, как вздрагивают его плечи, когда он всхлипывает.

– Сара, – глухо сказал он. – Господи, Сара, вытащи меня из этого всего. Я словно с каждым днем все несчастнее и несчастнее, и ничего не помогает.

– Ну-ну, – беспомощно сказала я.

Похлопала его по плечу и погладила по спине, как маленького мальчика, который плачет из-за тайной печали.

– Я должен занять папино место, а все знают, что я не гожусь, – сказал Перри.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Глаза у него были красные от слез и выпитого.

– Я должен занять место Джорджа, а никто не будет меня любить так, как любили Джорджа, – сказал он.

Я подняла руку и прижала ладонь к его щеке.

– Я буду, – промолвила я.

Я едва понимала, что говорю. Моя скорбь о ней, моя печаль и одиночество от пустоты той жизни, которой мы все жили, поднялись во мне половодьем и сказали, что между нами должна быть любовь. Что, по крайней мере, мы с Перри можем быть добры друг к другу. Что передо мной человек, страдающий, как ребенок, впавший в такое отчаяние, что даже я, со всей своей болью и неудачами, могла ему помочь.

– Не печалься, Перри, – нежно сказала я. – Я могу о тебе заботиться. Мы здесь пробудем еще недолго, а потом вернемся домой и будем вместе жить в Широком Доле. О Джордже забудут, о твоем папе тоже забудут. Мы будем хорошо управлять поместьем, вместе, и все увидят, что ты хороший человек. Даже твоя мама будет довольна, когда увидит, как хорошо ты можешь управлять поместьем.

– Правда? – спросил он, доверчиво, как дитя.

– Еще бы, – ответила я. – Мы будем вместе учиться. Увидишь. В конце концов мы будем счастливы.

Он позволил мне ласково уложить его на подушку и накрыть покрывалом. Закрыл глаза, но продолжал крепко сжимать мою руку.

– Не бросай меня, – сказал он.

– Не брошу, – ответила я.

– Никогда не бросай меня, Сара, – жалобно сказал он.

Вскоре его рука отпустила мою, и через пару минут он уснул и засопел. Я вспомнила про приятеля па, который захлебнулся рвотой во сне, и перевернула голову Перри на тонкой льняной подушке набок, чтобы он не лежал на спине. Потом на цыпочках вышла из комнаты, тихо спустилась в холл и отворила парадную дверь, за которой меня ждал Море. Увидев меня, он выставил уши.

Грум подсадил меня в седло, и мы направились в парк в молчании. Я по привычке двигалась вместе с Морем и, удержав его, когда мимо нас, слишком близко, пронесся доверху груженный фургон, подумала о Перри. Я думала о нем с нежностью и жалостью. С любовью и сочувствием. Но какая-то крохотная часть меня заговорила голосом цыганки с жестким лицом, цыганки, которая всегда была неподалеку, в глубине моей головы.

«Он слабак и дурак», – произнес этот голос.

Он еще спал, когда я вернулась, но горничная леди Клары поднималась по лестнице с горячим шоколадом для ее милости.

– Я отнесу, – повинуясь порыву, сказала я и забрала поднос.

Леди Клара уже проснулась, она улыбнулась, увидев меня.

– Сара! Доброе утро! Как приятно видеть тебя в столь ранний час! Как от тебя пахнет конем! Дорогая, прошу, пойди к окну и немного проветрись!

– Простите, – сказала я, смутившись. – Наверное, это от сапог.

– Разумеется, – приветливо сказала она. – Но не будем об этом. Уверена, ковры отстираются.

Я покраснела.

– Не дразните меня, леди Клара, – сказала я. – Вы хотите сказать, мне не следовало приходить?

Она улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – Я всегда рада тебя видеть, даже если от тебя пахнет гунтером. Позвони, пусть принесут еще одну чашку, и расскажи, зачем ты так рано пришла со мной повидаться.

Я дождалась, пока служанка принесет еще одну чашку, разольет шоколад, вручит леди Кларе утреннюю почту и удалится, а потом глубоко вдохнула и начала:

– Я хотела поговорить о Перри.

Леди Клара подняла на меня ясные невинные голубые глаза.

– Он не вернулся домой прошлой ночью? – холодно поинтересовалась она. – Он пьян? Проигрался?

– Нет! – воскликнула я. – Я сегодня нашла его на крыльце. Он добрался домой, но пьян вусмерть.