Меридий

«Быть может, это и есть ты? То, ради чего ты живешь в самом деле. То, что определяет тебя, задает вектор твоей жизни, твоей ненависти, злобы, обиды. Ты воплощаешь свою мечту, свою боль, свой ад и рай, живущий в тебе столь долго… А кто я?»

– Кто ты?

«Я – это ты. Я твой разум. Я твоя ненависть. Я твое благоразумие и твое безумие. Я твоя маска, срощенная с черепом под кожей лица. Я твоя сила. Я твоя свобода. Я тот, кого ты ненавидишь. Я тот, из-за кого ты бьешь зеркала. Я тот, из-за кого ты осушаешь каждую бутылку. Я тот, из-за кого ты своей любовью ненавидишь каждого. Я твоя правда. Я твоя бессонная ночь. Я твоя забытая семья. Я твоя тишина. Я тот, кого ты никогда не слушал. Я тот, кто тебя любит, зная тебя изнутри. Открой глаза, всмотрись в меня».

Слипшиеся веки с болью, медленно и тягуче разорвались. Серо-багровая гамма дыма, огня и крови скрывала от него всё. Всё, кроме самого важного. Кроме колотой маски в виде черно-багрового, плачущего и смеющегося одновременно монстра из древних легенд, припомнить которые могли бы лишь пару человек на всей земле.

Он всматривался в пустые веки маски, наполненные бездной, и бездна эта всматривалась в ответ, смеясь и плача, крича и шепча, хуля и лаская, затуманивая рассудок.

«Пора очнуться».

– Я боюсь.

«Ты тянешься к свету, не думая, что он опасен. Старые мосты имеют свойство сгорать. Горе тебе, если в это время ты стоишь на нем, всё еще думая, что есть дорога назад».

– Что мне делать?..

«Прими себя. Тот свет, что в тебе, есть тьма, но та тьма, что есть в тебе, есть истинный ты».

Мир замер в тишине, укутанной в вуаль мрака, и лишь одна его деталь наполнилась всеми красками мира. Черно-белая вселенная, столкнувшаяся со сгустком красок, с самой природой человека, с душой, замкнутой в крохотной разбитой маске. Его дрожащая рука протянулась к безликому богу, к его эго, заключенному в столь хрупкой вещице. Словно самую беззащитную вещь, сотканную из мечтаний, из приливов и отливов настроения, из вечно убегающих мыслей, столь непостоянную, столь нереальную и неощутимую, он взял ее в свои грубые ладони. Руки, делавшие это тысячу раз, сами повернули ее, наперекор сопротивляющейся внутренней пустоте, боящейся своей приближающейся кончины.

Одним движением маска плотно, словно влитая, прицепилась к его лицу. Некий тихий визг начал нарастать внутри. С мгновение ничего не происходило, и лишь тишина была его собеседником, но пробуждение настигло его слишком быстро. Крик был слышен во всем Леонвальде: убойная доза сквозь тысячи тонких иголок, впивающихся в его лицо, потекла в его кровь сплошным потоком, заставляя его вены мерцать изнутри жемчужным сиянием. Всё тело наполнилось белым пламенем. Кости, ломаясь и срастаясь десятки раз подряд за несколько минут, трещали, эхом звуча от стен. Кожа, лопающаяся от растяжки и стягиваясь обратно, затягивая открытые раны и разрывая их вновь, старалась воплотить желанную форму. Воспаленные, залитые кровью глаза под маской, чьи склеры горели огнем злого закатного солнца, упирались в потолок, видя перед собой тысячу кошмаров, чей смысл теперь был понятен: раз за разом, каждый шаг, каждое движение, слово, мысль воспринимались по-новому. Боль сменялась наслаждением, плач превращался в смех, кривая гримаса агонии сменялась ликом блаженства.