По указанию Мерецкова было проведено учение механизированного корпуса с выходом в приграничный район, где он и остался на длительное дислоцирование.
В округе имелся еще один корпус — генерал-майора Р.Я. Малиновского, с которым Мерецков также служил в БВО и Испании. Кирилл Афанасьевич поинтересовался состоянием соединения. Оказалось, что корпус только на словах таковым именовался, фактически же состоял лишь из одной дивизии.
По возвращении в Москву, это было в начале июня, Мерецков вместе с наркомом Тимошенко был приглашен в Кремль. Генсек внимательно выслушал доклад Мерецкова обо всем услышанном и увиденном в приграничных округах. Никаких комментариев не последовало. Задав несколько общих вопросов Тимошенко, Сталин распорядился:
— В ближайшее время проверьте в округах состояние авиации, насколько она готова дать немедленный отпор противнику, если он нарушит наши рубежи.
Вскоре Мерецкову было приказано вылететь в Западный особый округ и провести проверку боеготовности авиации.
Кирилл Афанасьевич начал проверку с объявления тревоги авиачастям. Учение было в разгаре, как вспоминал он потом, и вдруг на его глазах на аэродром приземлился немецкий самолет. Мерецков потребовал объяснения от командующего округом. Тот ответил, что по указанию начальника Гражданской авиации СССР на данном военном аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты. Это возмутило замнаркома, и он тут же отправил телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко отчитал своего «испанского» друга Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны.
Выразил неудовлетворение и начальнику авиации округа Герою Советского Союза генерал-майору И.И. Копцу. И не столько за посадку на подведомственном ему аэродроме немецких самолетов, сколько за скученное размещение авиатехники, отсутствие необходимой маскировки.
— Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тог да будете делать?
Копец ответил черной шуткой:
— Тогда буду стреляться!
Это окажется не пустой бравадой бывшего командира добровольческой авиационной группы, храбро сражавшегося в небе Испании с фашистскими асами. Когда немецкая авиация в первый день нападения на СССР нанесла массированный удар по аэродромам Белорусского округа, Копец сел в самолет и решил посмотреть, что с ними сталось. Увиденное ошеломило его: потери авиатехники были ужасающими. И честный солдат не выдержал. Он вернулся в штаб, закрылся в кабинете и застрелился…
Но трагедия произойдет потом, в будущем, а тогда, несмотря на черный юмор начальника авиации округа, беседа Мерецкова с ним продолжится на повышенных тонах. В конце концов Копец признает, что замечания замнаркома справедливы.
Однако, как показали последующие дни, беседа не оказала на него должного воздействия, и он не поторопился устранять недостатки, на которые указывал Мерецков.
До начала Великой Отечественной войны оставалась одна неделя…
Совещание 21 июня 1941 года
В субботу 21 июня с 19.05 до 22.20 в кремлевском кабинете Сталина проходило важное совещание, на котором присутствовали Молотов, Воронцов, Берия, Вознесенский, Маленков, Кузнецов, Сафонов, Тимошенко, Жуков, Буденный, Мехлис. Совещание проходило в строгой секретности, так как было посвящено вероятному в скором времени нападению Германии на Советский Союз, и проходило в два этапа: первый — с 19.05 до 20.15, второй — с 20.50 до 22.20.
Об этом совещании, и особенно о первом его этапе, в отечественной историографии ничего не сказано. Никто из мемуаристов — высших военачальников того времени его ни разу не упомянул. И совсем не из-за секретности: после войны это уже не было секретом…
Некоторые исследователи Великой Отечественной войны сходятся в мысли, что это — попытка полководцев Победы скрыть от народа «бревно в их глазу». Свои мемуары они писали после смерти Сталина, когда Н.С. Хрущев открыл огонь по культу личности. В угоду Хрущеву, а также с целью снять с себя ответственность они дружно чернили узурпатора. И главный упрек Сталину — катастрофическое поражение в начале войны. Существовала установка: в том, что Красная армия не была своевременно приведена в полную боевую готовность, виновен исключительно Сталин. Но это не совсем так. Те, кто стоял накануне войны у руля РККА, также повинны. Они внушали Сталину, что у Гитлера нет агрессивных намерений против СССР. И Сталин долго находился под их внушением, только в самый канун войны понял, что был в большом заблуждении. На этом совещании он остро поставил вопрос о немедленном приведении в полную боевую готовность сухопутных войск, авиации и флота. Генсек приказал наркому Тимошенко в кратчайший срок подготовить сжатую директиву на этот счет, сделал перерыв в совещании и отправил Тимошенко в Генштаб, чтобы он вместе с Жуковым и его работниками в течение 35 минут составили документ и доложили ему в 20.50…