— Где Хильда?
— Она с Арне побежала вниз… — Фолки оглядывал рисунок.
— А ангел?
— Он вышел из храма, потом исчез.
Я торопливо заговорил:
— Фолки, нужно перечеркнуть узор кровью. Только так я смогу отсюда…
Помощник не задавал лишних вопросов.
— Понял, — Фолки подтянулся к телу оракула, а потом стал загребать рукой его кровь.
Он постарался на славу так, что если бы Тинаш был жив, то откинул бы копыта от сердечного приступа. Так измазал Фолки его старания.
Я ощутил, как слетела какая-то пелена, а вместе с ней вернулась и боль.
— О-о-о… — я заёрзал на месте, пытаясь отползти от угла.
— Что у тебя с рукой?
— Подарил сувенир, — огрызнулся я, поднимаясь на локте.
— Да-а, примал, — Фолки закашлялся, — Не получатся из нас спасатели…
Я приложил ладонь к земле, пытаясь втянуть энергию. Ну же, Инфериор, я тебя защищаю, помогай давай!
Стало полегче, и зарычав, я поскакал вперёд на четвереньках, как хромоногая собака. Впрочем, как это называется, когда конечности всего три?
Треньки? Нервный смех заставил меня засопеть.
— Примал, спаси госпожу, — прошептал Фолки.
Он, пристально глядя на меня, протянул копьё. Пальцы обхватили древко, но никакой силы в жилы не полилось. Куда уж больше, я и так зверь…
— Я постараюсь, — гордо ответил я.
Так, стуча копьем по полу и отбивая костяшки, я пополз к выходу. Но шествие героя это никак не было похоже, а встать сил не было.
Фолки завалился на спину, истерически посмеиваясь:
— Как можно догнать ангела?
Я огрызнулся:
— Не валяться же тут.
— Прости, госпожа, — слабый шёпот помощника прошелестел под сводами, — Эх, Кицунэ, рыжая бестия. А хороша зверица…
В середине зала я прислонился спиной к алтарю, отдыхая. Дерьмо нулячье, как же холодно. Нет, на частицу Абсолюта я сейчас совсем не был похож. Видимо, пентаграмма здорово вытягивала силу.
— Кицунэ, кстати, говорила о тебе, — я упёрся затылком в щербатый камень.
— Да?! — голос Фолки чуть оживился, но он не сдвинулся с места.
— Говорит, ты самый хитрожопый зверь, которого она видела.
Фолки засмеялся, потом закашлялся, и ему пришлось перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться.
— Хреново, — он посмотрел на кровь под собой, — Думаешь, мы бы кха… смогли встать у алтаря с ней?
Я отклячил от удивления губу. Помощник никогда не был так откровенен.
— У алтаря?
— Ну да, иногда звери… кха!.. по старинке заключают брачный союз перед… кха!.. Небом, — последние слова он едва не выплюнул.
Я замер, а потом обернулся, шаркнув затылком по камню. Чёртов алтарь!
Чёртов Белиар, у меня и вправду нет мозгов.
— Фолки, ты гений! — я подтянул под себя колени, и, развернувшись, поставил копьё на пол.
— Да, это… кха…рошая традиция. Парадный наряд стаи. Кха… думаешь, у Рыжих Лисиц кха…сивые наряды?
Несмотря на его разговорчивость, я слышал, что голос Фолки слабел. Как и видел, что увеличивается лужа крови под ним.
Я опёрся на копьё, кое-как разогнул ноги и выпрямился. Прислонился к алтарю.
Просто плоская вершина с выемкой посередине. Помнится, и оракул, и Зигфрид клали руки, выпускали светлячок.
— Как тут всё работает?
— Я не оракул…
Я прислонил копьё к алтарю, потом положил руку на выемку. Ну же, Небо! Ты мне должно по уши!
— Небо! — крикнул я.
Молчание.
— Эй, там!!!
— Ты… кха… — прошептал Фолки.
Я с ужасом обернулся. Он прикрыл глаза, и таким бледным я его ещё не видел. Ну же, хренов помощник, где твои варианты?
Нет, сраный зверь, ты у меня будешь жить.
Зарычав, я шлёпнул ладонь на выемку и представил свою меру. Столб духа, моя точка в пятой ступени зверя… И ненавистный потолок за шестой ступенью.
Может, это он мне мешает?
Ну же, Небо, Абсолют, Бездна! Отвечайте мне!
Хали! Белиар!
Я положил руку на нагрудник. Рычок!
Молчат, сволочи… Все меня бросили!
Я снова оглянулся. Фолки не двигался… тут мой взгляд упал на измазанную кровью пентаграмму в углу. Моя бывшая темница.
Значит, будем импровизировать. Белиар сам подсказал, я не виноват.
— Магия, значит, моего мира…
Я судорожно полез под нагрудник, вытянул свиток, и кое-как развернул его. Так, так… Неудобно одной рукой…
Понятно, рисунок несложный, моих талантов хватит.
Я нагнулся, прижал носом съезжающийся лист. Подняв копьё, я положил его древком на свиток, а потом ослабил ремень, стягивающий обрубок.
В выемку полилась кровь, и я сразу же стянул ремень. В голове качнулась слабость.
Нет. Живём! Я сегодня последний в очереди на смерть.
Мне было и противно, и больно, и просто ужасно на душе… Но страшнее всего было то, что я ощущал в глубине безразличие. Так бывает, когда ты уже не знаешь, что предпринять, и действуешь из отчаяния.
Я поднял голову, глядя в потолок. Вы там хотели моё отчаяние?
Макнув в красные чернила, пальцем стал выводить на алтаре пентаграмму.
И тут же в уши ударил глубокий, наполненный силой голос:
— А, проснулись, — со злорадством прорычал я, — Где были, когда я звал?